— Хочу.
Пауль просиял — похоже, ответ его обрадовал.
— Кто-нибудь возражает?
— Да с чего бы, — пробормотала Айрис. — Я западаю на твои сказки на ночь, а Доро, к счастью, здесь нет.
— Хорошо. Итак, замрите и слушайте, что приключилось здесь в давно прошедшие времена! Легенда, которую я вам расскажу, носит название «Кровавый склеп».
Пауль обвел всех собравшихся в купе пристальным, тяжелым взглядом.
— В давние времена этими землями владел князь фон Фалькенварт, — начал он. — И вот родились у князя два сына. Старший был бастард, незаконнорожденный, прижитый князем со служанкой; младшего же, законного наследника, родила жена князя. Эта женщина славилась своей красотой, но хотелось ей, чтобы всё было по ее воле. Невзлюбила она старшего сына, не нравилось ей, что тот живет в замке. Требовала она от князя прогнать и бастарда, и его мать. Князь уступил и, недолго думая, отослал обоих прочь, не дав им ни денег, ни другого имущества. Ничего у них не осталось, кроме той одежды, что унесли на себе. Так отправились мать с сыном в путь, и будущее, что расстилалось перед ними, было туманным.
Прошло время. Лудольф, законный сын князя, ни в чем не зная удержу и отказа, вырос избалованным, капризным юношей. Незаконнорожденный же сын, Тристрам, бедствовал, просил милостыню, не гнушался и воровством. Его мать умерла, когда ему еще четырнадцати не было, — приступы кашля истерзали ее, и, одолеваемая ими, бедная женщина испустила дух. Самого Тристрама спасала лишь воровская сноровка, в душе же он страстно жаждал справедливости. Его мать не скрывала от сына, что родился он в благородной семье, а потому снова и снова приходил Тристрам к замку Фалькенварт и барабанил в ворота, требуя встречи с отцом, но его никогда не пускали внутрь.
Летели годы. Князь постарел и стал совсем больным. Все вокруг говорили, что жить ему осталось недолго. Услышал об этом и Тристрам. Снова отправился он к замку, которым владел отец, но на этот раз чтобы примириться с князем. Он хотел простить отцу жестокосердный поступок и надеялся получить хоть небольшое наследство, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь. Но и на сей раз, как и всегда, стражники, охранявшие ворота, прогнали его.
И вот князь умер. Тристрам знал, что теперь уже никогда больше его не пустят в замок. И все же он попросил нескольких своих друзей проводить его к воротам Фалькенварта, ибо надеялся, что стражники, неизменно прогонявшие его одного, не решатся так поступить сразу с несколькими просителями. Ни один из них не имел при себе оружия: всё это были бедные люди — нищие, жонглеры, крестьяне, которые обычно и не ведали, где им удастся в следующий раз пообедать, не говоря уж о том, чтобы разжиться деньгами, коих хватило бы на покупку меча.
Но стражники снова скрестили пики перед воротами, осыпали бранью Тристрама, обрушили на него удары и пинки тяжелыми сапогами и пригрозили, что бросят и его, и весь пришедший с ним сброд на растерзание псам. Однако на этот раз старший сын князя не захотел безропотно покоряться; он не ушел от стен замка и стал громко кричать, кричать изо всей мочи, надеясь, что брат услышит его.
«Я не хочу ничего от тебя, Лудольф! — восклицал он. — Мне не нужен твой титул, не нужно твое золото и даже твои владения мне не нужны, клянусь тебе! Я хочу лишь помолиться у гроба моего отца и примириться с ним».
Пауль сверкнул глазами, поглядев на Бастиана, словно тот как раз и был одним из упрямых стражников Фалькенварта. В купе было жарко, на лбу Пауля проступила легкая блестящая испарина.
— Через полчаса ворота замка внезапно открылись. Тристрам и его спутники вошли внутрь. Лудольф самолично принял их и велел выставить им мясо, хлеб и вино.
«Наш отец умер в покое и благости, — сказал он, — и я не хочу отказать тебе в праве вознести молитвы у его гроба».
Они разделили трапезу, а когда наступила ночь, Лудольф вызвался отвести Тристрама и его спутников в фамильный склеп.
Пауль сделал паузу. Его глаза блестели, когда он продолжил рассказ.
— Они спустились в подвал замка; трое слуг сопровождали их, освещая дорогу факелами. Но войдя в склеп, Тристрам и его друзья поняли, что оказались в ловушке. Отблески огня, отбрасываемые факелами, осветили доспехи воинов и лезвия их мечей. Верные Лудольфу люди уже дожидались их.
