Я с интересом внимал ему и не перебивал, вопреки своему страстному желанию направить наш разговор в совершенно иное русло. Мне не раз приходилось сталкиваться с тем, что чело— век, прерванный на полуслове, порой замыкается в себе. Поэ— тому я сдержал свой порыв и позволил Слепцову поведать мне все, что ему известно о замужней жизни Марии Платоновны.
— Так, о чем это я? — вдруг прервался Платон Модестович. — Ах, да, — он легонько хлопнул себя по лбу. — Темно уже было, я и не видел почти ничего. Но мне показалось, что человека в воду столкнули. Может, и померещилось? Не уверен я, — мой собеседник развел руками.
— А почему вам так показалось? — осведомился я.
Слепцов задумался, снова сорвался с места и зашагал по комнате. Наконец, он собрался с духом, чтобы ответить.
— Я увидел, как человек упал с моста, а потом услышал шаги, которые быстро удалялись прочь от рокового места. Хотя, — Платон Модестович все-таки остановился, — утверждать не берусь, — он вытер пот со лба батистовым платком с вензелями. — Возможно, несчастный юноша и покончил с собой, — Слепцов перекрестился. — Вам, вероятно, известно, что Петровские воинские артикулы относят самоубийство в разряд преступлений против жизни. Согласно закону, самоубийцу — неудачника, избежавшего смерти, приговаривали к смертной казни как посягнувшего на Божью волю и государственный интерес.
— Известно, — ответил я, изумленный его осведомленностью в этом вопросе.
— Ужасно, — воскликнул Платон Модестович. — Лично я этому бедняге сочувствую.
Я поблагодарил господина Слепцова и собрался было уже откланяться, но титулярный советник еще около получаса продолжал обсуждать несовершенства законодательства в прошлом и настоящем, а затем перешел к вопросу о даровании конституции Царству Польскому, так что мне удалось его покинуть только с преогромным трудом.
Извозчик меня уже заждался и явно обрадовался, увидев, что я по-прежнему жив и невредим. Он, кажется, вообразил себе обо мне уже Бог знает что. Усаживаясь в экипаж, я приказал вознице отправляться по направлению к церкви Вознесения Господня.
Мать Строганова, Инну Ильиничну, мне довелось застать в слезах и глубоком трауре. Ее под руку поддерживал муж, Александр Савельевич, глаза у него также были заплаканы. Весь дом погрузился в уныние, в чем не было совершенно ничего удивительного. Ведь эта чета потеряла единственного сына!
Я был немного знаком с отцом семейства, и потому не было ничего зазорного в том, что я поспешил им выразить свое искреннее соболезнование.
— Так что же все-таки произошло? — осмелился я спросить.
Инна Ильинична бросила на меня изумленный взгляд.
— Так вы ничего не знаете? — печально спросила она, ее острый подбородок подрагивал. — А я-то думала, об этом весь Петербург уже говорит, — вздохнула она, подобрала край черного платья и присела в глубокое кресло, в котором мгновенно утонула ее не по возрасту хрупкая фигурка, которой могли бы позавидовать и молоденькие девушки. — Виталий был заядлым картежником, — сообщила Инна Ильинична. Я этого не знал, но все же подозревал, что это еще не повод для самоубийства. — Он задолжал кому-то огромную сумму денег, — глухо сказала она. — И мы ему ничем не могли помочь.
— Наш дом уже давно заложен, — добавил Строганов-старший. Жена взглянула с укором на Александра Савельевича.
— Все равно в свете скоро узнают, что мы разорены, — нервно воскликнул он.
Я вспомнил о записях на часовой крышке. Они подтверждали слова родителей и делали версию о самоубийстве вполне правдоподобной. И все-таки я попытался нащупать и какую-либо иную версию, озадачив Строгановых новым вопросом:
— У вашего сына не было врагов?
— Вы считаете, что его могли убить?! — изумился отец покойного. Он был в полном недоумении.
— Нет! — запротестовала Инна Ильинична. — У него хватало причин для того, чтобы свести свои счеты с жизнью, — всхлипнула она. Александр Савельевич сжал ее руку, и его супруга продолжила:
— Его невеста, Аня Аксакова, узнала о состоянии дел и разорвала с нашим сыном помолвку. Так что, как видите, все складывалось одно к одному. Я едва наскребла ему двести пятьдесят рублей, но, по словам Виталия, эти деньги были только каплей в море и не могли погасить его долги.
