Попади в такую ситуацию вояки Альянса, они, можно не сомневаться, так и поступили бы. В практически безнадежный бой, когда шансов выжить убегающе мало, их калачом не заманишь. Нет, среди них есть герои, есть реально готовые сражаться и умирать солдаты, но большая часть армии Альянса давно уже превратилась в сброд, где белый сахиб-офицер командует неграми, малайцами и прочими латиносами. Такие больше заинтересованы в спасении собственной шкуры, чем в защите других людей.
В Европейской Ассоциации дело обстояло несколько иначе. Все же, несмотря на века толерантности, уже давно заставляющие многие страны балансировать на самой кромке существования, когда-то все они создавались в бою, через кровь и боль. Соответственно, и военные традиции у них были иными, нежели в Альянсе, и понятие о чести, хотя этот вопрос и не принято было поднимать в считающемся приличным обществе, никуда не делось. Если бы их, в соответствии с дурацкими правилами Европейской Ассоциации, послали охранять колонию, например, Люксембурга или Литвы, еще можно было бы поискать варианты, но «Конкистадор» защищал испанскую планету. Поэтому перед Карраско вопрос, что он предпочтет, жизнь или честь, даже не стоял.
– Эй, в машинном! – он надеялся, что голос звучит бесстрастно. – В машинном! Вы что там, спите?
– Слушаю, слушаю, – раздался в ответ чуть сварливый голос. – И не надо так орать.
Старший механик крейсера, капитан третьего ранга Гонсалес, не имел с рождения солидного счета в банке, влиятельных родственников и прочих атрибутов успешного человека. Начинал с низов и чин свой выслужил благодаря таланту и трудолюбию. Лучшего механика сложно было и желать, хотя, как и многие сделавшие себя сами, Гонсалес имел преувеличенное мнение о своей персоне. Впрочем, с этим можно было мириться, и Карраско привычно пропустил его слова мимо ушей.
– Какую мощность можете выдать?
– Я всегда могу гарантировать сто процентов. И чуть-чуть больше, если ненадолго.
– Долго мы и не проживем, – почти неслышно пробормотал себе под нос командир, а вслух сказал: – Благодарю. Постарайтесь выжать все, что сможете, – и, повернувшись к пилоту, уже гоняющему в тестовом режиме свои приборы, приказал: – Мигель, как только скомандую, атакуешь транспорты.
– Но…
– Никаких «но». Все равно нас задавят. А так, если успеем проредить эти шаланды, то облегчим жизнь тем, кто внизу. Поэтому прорываемся, сразу они защиту не пробьют, и бьем по транспортам. Ясно?
– Так точно.
– Ну и замечательно.
– Командир…
– Чего тебе, Каталина?
Щеки у девушки вспыхнули. С чего это? Ах, да, он в первый раз назвал ее на ты и по имени. Но справилась с эмоциями, похвально, обстановка романтике не способствует.
– Но разве внизу есть армия?
– Нет. Только наши отпускники и местная полиция, она же таможня. Всего около полутысячи стволов, а что?
– Они же не смогу остановить девант!
– Зато они уже сейчас организуют местных. Это фронтир, девочка, здесь у каждого уважающего себя мужчины дома небольшой арсенал, да и многие женщины смогут достать из-под кровати что-то посущественнее скалки. А два миллиона стволов – это уже немало. Я ответил на вопрос?
– Да…
– Ну, тогда займи место согласно боевому расписанию и не путайся под ногами. Канониры, не спим. Вперед!
Момент оказался крайне удачным. Противник еще не закончил построение, но был к этому максимально близок. В такой ситуации корабли не только не могут действовать слаженно, но и начинают серьезно мешать друг другу. Неудивительно, что крейсер, разгоняясь намного быстрее, чем от такой громадины можно было ожидать, прошел сквозь строй вражеских кораблей не хуже раскаленной иглы, брошенной в масло.
Вспыхнул и замерцал силовой кокон, били по «Конкистадору» из всего, что могло стрелять, но особого толку в этом не было. Сосредоточенный залп эскадры погасил бы поле без особых проблем, благо по суммарной мощи превосходил испанский корабль как минимум впятеро, но разрозненные выстрелы, несмотря на частоту попаданий, растянули энергетический шквал во времени. Неудивительно, что защита ни разу не нагрузилась свыше восьмидесяти процентов, что было неприятно, но далеко не смертельно.
