— Мы бездомные, — говорит Нарве и вытаскивает из спального мешка нож.
Он разглядывает его в свете костра.
— Теперь мы опасны для окружающих, — улыбается он. — Таких, как мы, следует бояться.
Он встает, ходит по террасе, фехтует ножом, словно хочет прогнать мрачные мысли и предчувствия.
— Это мы бродяги, это нас следует бояться, — говорит он нашим двойникам.
И они засыпают на террасе.
Ночь выдалась чересчур холодная. Упакованные в спальные мешки, мы все время ерзаем. Мы то и дело засыпаем и просыпаемся, и так до самого рассвета. Кричит петух, с минарета доносятся звуки молитв, светит солнце, становится тепло. Мы надвигаем шапки на глаза, спим несколько часов, на солнце и в тепле. Потом становится слишком жарко лежать в мешках, в шапках и шерстяных свитерах, пиджаках и брюках. Мы встаем. Доедаем свои запасы и пьем воду, надеваем сапоги и взваливаем рюкзаки, теперь мы готовы отправиться в путь.
Нам предстоит нелегкое восхождение, мы идем через сосновый бор. Пьянящий аромат сосновых иголок и земли, солнце пробивается сквозь ветви, трава и листва прогреваются, потрескивают под ногами. Усталость и холод испаряются вместе с потом, алкоголь и страхи выветриваются, заботы и слова забыты, мы в пути.
Еще несколько часов назад мы замерзали, а сейчас нам жарко. Все-таки у нас очень тяжелые рюкзаки. От чего-то пора избавиться. Но не можем же мы выбросить одежду, придется выкинуть туалетные принадлежности и книги, всякую всячину, которая весит очень много, — пакет для еды, термос, дезодоранты и романы Томаса Манна и Вирджинии Вульф. Мы выбрасываем все, без чего сможем обойтись, так что у нас остается оптимальный вес. Мы оставили все только самое необходимое: десять-двенадцать килограммов — одежда, еда и напитки, спальные мешки. Никаких матрасов, никаких палаток и лишней экипировки. Нам предстоит тяжелый и долгий путь.
Одно удовольствие идти, когда на тебе хорошая обувь, подъемные рюкзаки, от которых не болит спина, когда одежда сухая и еще не успела промокнуть от пота и дождя.
Тогда тебе легко передвигаться. Ты идешь на автомате, просто переставляешь ноги, одну за другой, и даже забываешь, что идешь. Мы забываем про сам процесс ходьбы и напряжения. Зрение, слух и обоняние обостряются, мы сосредоточены, от нашего внимания не ускользает ничто, мы реагируем на каждый шорох, каждый звук, каждое движение. Вот взлетает птица. Солнце скользит по верхушкам деревьев, от земли поднимается пар. Вот светятся цветы анемоны. Вот течет вода, вот вода стоит неподвижно. Вот ручей за камнем, где нежатся форели, мы пьем из него. Снег тает, следы на снегу. Ковер из болота, болотная трава дрожит от ветра.
Чем дольше путь, тем меньше думаешь, ритм ходьбы не способствует размышлениям. Наше внимание приковано к тому, что мы видим и слышим, чем дышим, на эти цветы, ветер, деревья, которые сливаются с пейзажем — с рекой, горой, дорогой.
Но через некоторое время ноги начинают ныть, одежда уже промокла от пота, и единственное, о чем мы думаем — это где бы спрятаться от солнца.
Тяжелое восхождение, обжигающая жара, чересчур плотная одежда, тяжесть рюкзаков, мускулы болят, сердце стучит, пульс учащен, ноги идут, но уже не сами по себе — мы заставляем их передвигаться. У нас есть негласный договор, неписаное правило, что мы никогда не жалуемся друг другу. Просто когда поход становится чересчур тяжелым, мы сокращаем остаток дневного пути. Жалобы могут испортить все путешествие, это мы хорошо знаем, поэтому идем молча. Именно молчание нас и объединяет, поэтому мы и можем идти долго и преодолевать тяжелые маршруты, вместе, держа минимальную дистанцию. Дистанция составляет не более ста метров, мы идем каждый сам по себе, мы молчим.
Вдруг Нарве падает, неужели он сломал ребро? Он не говорит ни слова. Я ринулся к нему сквозь кустарник, не разбирая дороги, срывая кожу, теперь рука и живот у меня окровавлены.
Мы смеемся, когда доходим до места, где решили остановиться и отдохнуть, сделать привал. Мы лежим в траве и созерцаем собственные раны, не теряя чувства юмора, — ведь пока шли, молча и стоически, нас жалили и кусали насекомые, нас украшали синяки и ссадины. Нам все нипочем — нас не узнать, у нас новые лица, опухшие глаза, потрескавшиеся губы и обожженная кожа. Мы выглядим как двое бродяг, у нас рваные пиджаки и штаны с пятнами и грязью на коленях. Лежа в траве, мы потешаемся сами над собой, ничего себе вид у нас.
