— По-моему, — сказал викарий, — грех — нет, это слово сюда не подходит, — вред, нанесенный обществу, «неправильность» поступков заключается в первую очередь в последствиях для самого убийцы, а не для его жертвы или общества в целом. Особенно в случае, если убийство совершается в своекорыстных интересах. Последствия, о которых вы упомянули, — то, чего хотели оба действующих лица, — они же были бы выгодны лишь второму человеку, не так ли?
— Да. Совершенно верно. Выгодны.
— Соответственно, мы должны рассматривать этот случай как убийство из соображений корысти, а не как милосердие, проявленное к ближнему. Грех — в намерении, а не в деянии. Вот в чем разница между законом божественным и законом человеческим. Человек не должен думать, что может распоряжаться жизнью другого в собственных интересах. Тогда он может решить, что стоит выше любых законов. Вот почему — по крайней мере, это одна из причин — Господь запрещает месть.
— Вы хотите сказать, что одно убийство может повлечь за собой и другое?
— Зачастую. В любом случае оно влечет за собой готовность совершить новые убийства.
— Верно. В том-то вся и проблема. Но их бы не было, если бы я не начал расследование. Может, мне оставить все, как есть?
— Сложный вопрос… Я понимаю, как вам тяжело. Вы несете бремя вины…
— Да!
— А сами вы никому не мстите?
— О нет. Ко мне это вообще не имеет никакого отношения. Все началось с того, что я решил помочь человеку, попавшему в беду из-за подозрений, которые у него возникли. Но, увы, мое вмешательство привело к новым преступлениям.
— Я бы на вашем месте не слишком тревожился из-за этого. Вполне вероятно, что страхи убийцы и его чувство вины привели бы к новым преступлениям и без вашего вмешательства.
— Возможно, — кивнул Уимзи, вспомнив о Тригге.
— Я бы посоветовал вам поступать так, как подсказывает ваша совесть, в соответствии с божественными законами, уважение к которым мы впитываем с молоком матери. Оставьте Господу решать, каковы будут последствия. И старайтесь проявлять снисходительность даже к преступникам. Вы понимаете, что я имею в виду. Отдайте их во власть правосудия, но не забывайте, что всех нас ждет Высший суд — и нам с вами его тоже не избежать.
— Понимаю. Одержав победу, не добивай противника. Конечно! Простите, что потревожил вас. Я вынужден спешно откланяться — у меня назначена встреча с друзьями. Еще раз огромное вам спасибо. Теперь я тревожусь гораздо меньше. А то было так тяжело на душе!
Мистер Тредголд смотрел вслед незнакомцу, пока тот пробирался меж надгробными памятниками. «Надо же, — думал он, — до чего приятный человек. Такой трогательный, и вдумчивый, и такой не приспособленный к жизни — стоит только ему оказаться за пределами своего круга! Насколько же они нервные и чувствительные, эти аристократы. Все-таки нелегко им живется. Надо помянуть его в молитве на завтрашней мессе».
Будучи человеком практическим, мистер Тредголд немедленно завязал узелок на своем носовом платке, чтобы не забыть об этом богоугодном решении.
«Вмешиваться или нет — ничего себе проблема! Конечно, для полицейского тут все ясно. Но для простого человека — как сложно не впутывать сюда личные мотивы! Интересно, что же все-таки привело его ко мне? А что, если… Нет! — остановил себя викарий. — Я не должен строить никаких предположений». Он снова вытащил носовой платок и завязал еще один узелок — в напоминание о том, как он чуть было не впал во грех любопытства, о чем необходимо было упомянуть на следующей мессе.
