Он думал о женщинах, которые там будут в изобилии, потому что его друг Сальваторе считал, что постель мужчины не должна долго пустовать. А Сальваторе вращался среди самых желанных женщин в мире. Женщин, на которых пускало слюни большинство мужчин планеты. Женщин с телами, отточенными тренажерными залами. Женщин, которые будут подсовывать ему крошечные записки с номерами телефонов, написанных поверх отпечатков губ.
Кулал зевнул, потому что идея быть объектом охоты этих новых амазонок его никак не вдохновляла, и снова посмотрел на горничную, которая поправляла подушки на диване, кажется совсем позабыв о нем. Заметив его взгляд, она выпрямилась и снова покраснела. Кулал улыбнулся. Когда ему в последний раз встречалась краснеющая женщина?
– Вы неразговорчивы, не так ли? – отметил он.
– Я здесь для того, чтобы обслуживать вас, ваше королевское величество, не для общения, – сказала она простодушно.
– Вы англичанка?
Она недоуменно посмотрела на него.
– Да, ваше королевское величество.
– Так что же привело вас на Сардинию?
Она молчала, удивленная его расспросами. Да он и сам был этим удивлен.
– Я обычно работаю в «Гранчестере» в Лондоне, – объяснила она нерешительно. – Это один из лучших отелей…
– Да, я в курсе, и хватит корпоративной этики, – оборвал ее Кулал. – Я хорошо знаю эту сеть. И владельца, кстати, тоже.
Ханна распахнула глаза.
– Вы знакомы с Заком Константинидесом? – спросила она, едва дыша.
– Да, знаком. У меня деловые связи с его двоюродным братом – Ксаном. Он был здесь на конференции в начале недели. Вы не знали? Ах да, наверное, не знали. Он старается не привлекать к себе внимание. – Кулал усмехнулся. – Ему повезло, что такое вообще возможно.
Ханна нахмурилась. Ксан Константинидес. Она уже слышала это имя. Сестра упоминала или ей только кажется?
– Да, ваше королевское величество, – кивнула Ханна.
Кажется, она всегда так говорила, если не знала, что сказать.
– Простите, я перебил вас. Рассказывайте дальше, – предложил Кулал. – О том, как вы попали сюда.
Ханна колебалась, потому что не понимала, что тут рассказывать и почему он вдруг так заинтересовался ею?
А вдруг он собирается подать жалобу: сказать мадам Мартин, что она бормотала что-то себе под нос, вместо того чтобы подавать кофе, и докучала ему, гоняясь за воображаемой паутиной? Или что она караулила, чтобы увидеть, как он выходит полуголый из душа? Ханна сдержала улыбку. Нет, никто не поверит этому. Она сильно подозревала, что ее выбрали для этой работы как раз потому, что она не станет таращиться на титулованного гостя, даже если не сможет отрицать его ошеломляющую красоту.
Ханна заметила, что шейх все еще ждет ответа, и пожала плечами.
– У них здесь не хватало сотрудников, – объяснила она. – Я не знаю точно почему. Им нужен был кто-то проверенный, чтобы вылететь сюда. Вот меня и выбрали.
– Почему именно вас?
Она пожала плечами:
– Полагаю, потому, что меня считают очень надежной.
– Надежной? – переспросил шейх с ироничной улыбкой.
– Да.
– Как-то безрадостно вы это говорите.
Ханна не могла понять, почему рассказывает ему это, почему именно ему она вдруг решила сказать правду.
– Потому что это не радует, – призналась она. – Еще про меня говорят, что я добрая и разумная.
Именно так о ней всегда и говорили: «Старая добрая Ханна». Нужно, чтобы кто-то вышел на работу в канун Нового года? Попросите Ханну. У нее все равно нет никаких планов.
– Но ведь это хорошо: надежная, добрая, разумная? – спросил шейх.
– Верно, – сухо ответила она. – Но это не совсем то, что хочется слышать о себе в моем возрасте. Это больше подходит бабушкам.
– А сколько вам лет, Ханна? – с интересом спросил Кулал.
Она опустила ресницы, спрятав от него свои великолепные глаза.
– Двадцать пять.
Двадцать пять.
Он думал, что она старше. Или моложе. Интересно другое – когда он вообще успел об этом подумать? И зачем? Ханна была какого-то неопределенного возраста. Ее однотонное платье-футляр было вне времени, а высокий конский хвост напоминал о рок-н-ролльных фильмах пятидесятых годов, которые один из его преподавателей контрабандой проносил во дворец, пока его не уволили за излишне либеральные взгляды. Только после его отъезда Кулал понял, как заботливо тот оберегал его и его брата от реалий дворцовой жизни. Как только он уехал, будто пелена упала с их глаз. Внезапно оказалось, что ничто не защищает их от их воюющих родителей, превративших дворец в золоченое поле битвы.
