– Идея со сроками не лишена смысла, но кое в чем я с тобой не согласен. Полагаю, шести месяцев недостаточно, чтобы делать окончательные выводы. Требуется год. Плюс вторая попытка, если родится девочка.
– Предлагаю девять месяцев. Договорились?
Камден со вздохом покачал головой. В этой игре все козыри – у него на руках. Пора бы ей это уяснить.
– Я здесь не для того, чтобы торговаться, леди Тремейн. Год – или никакой сделки не будет.
Маркиза вскинула подбородок.
– Год, начиная с сегодняшнего дня?
– Начиная с первой попытки.
– И когда же будет первая попытка, о мой повелитель?
Камден невольно усмехнулся. Перед ним была все та же Джиджи. Такие, как она, без боя не сдаются.
– Терпение, дорогая, терпение. Ведь в конечном итоге ты получишь желаемое.
– Не забывать об этом – в твоих же интересах, – заявила она с надменностью юной королевы Елизаветы, только что разгромившей Испанскую армаду. – Желаю удачного дня.
Тремейн проводил жену взглядом. Джиджи шагала легко и изящно – так ходят только очень уверенные в себе женщины.
«А ведь она когда-то нравилась мне, – подумал Камден, сам себе удивляясь. – Да, действительно нравилась».
Бедфордшир, декабрь 1882 года
Джиджи терпеть не могла греческую мифологию, потому что боги всегда наказывали женщин за гордыню. Ну что такого ужасного в капельке гордыни? Почему Арахну, совершенно справедливо заявившую, что она превзошла Афину, обязательно надо было превращать в паука? И с чего Посейдон так разъярился, что бросил дочь Кассиопеи на съедение морскому чудищу? Видимо, Кассиопея хвасталась не просто так и действительно могла затмить своей красотой дочерей Посейдона.
За Джиджи тоже водился грех гордыни. И ее тоже наказывали завистливые боги. А как еще понимать внезапную и нелепую смерть Каррингтона? Другие распутники преспокойно доживали да преклонного возраста и даже в старости продолжали пожирать взглядами молоденьких дебютанток. Ну чем Каррингтон был хуже их?
Внезапный порыв ветра чуть не сорвал с нее шляпку – Джиджи с трудом удалось удержать ее на голове. Но ветер почти тотчас же утих, и она снова окинула взглядом «Вересковый луг», угодья Роулендов, занимавшие восемь тысяч акров лесных массивов и лугов (впрочем, кое-где имелись холмы, а также неглубокие овраги.
Джиджи выросла под Бедфордом, а «Вересковый луг», где она жила в последнее время, приобрели только потому, что это поместье граничило с «Двенадцатью колоннами» – поместьем Каррингтона.
Мисс Роуленд нравилось обходить свои владения. Земля дарила ей ощущение надежности, на нее можно было положиться. Джиджи любила определенность. Ей нравилось знать наверняка, как будет складываться ее будущее. Примерно это и сулил брак с Каррингтоном. Что бы ни случилось, она навсегда осталась бы герцогиней и больше никто не посмел бы задирать нос ни перед ней, ни перед ее матерью.
Но смерть Каррингтона снова разжаловала ее в мисс Денежный Мешок. Несмотря на все старания матери, ей никогда не стать сногсшибательной красоткой. И не секрет, что во время танцев она отдавила не одну пару ног. К тому же Джиджи, хотя и осознавала, что это вульгарно, испытывала неистребимую тягу к коммерции и преумножению капитала.
В очередной раз осмотревшись, она заметила, что над головой ее нависли тяжелые серые тучи, похожие на гигантские тюки грязного белья. Было ясно, что скоро пойдет снег – самое время поворачивать обратно, ведь ей предстояло пройти добрых три мили, прежде чем покажется дом. Но Джиджи не хотелось возвращаться. Размышлять в одиночестве о том, что могло бы быть, – занятие не из приятных. Делать то же самое в обществе матери – противнее в десять раз.
Миссис Роуленд разрывалась между отчаянием и праведным гневом. И сейчас мама опять примется за свое. Приходя в исступление, она стискивала Джиджи в объятиях и жарко шептала ей на ухо слова утешения, а потом окончательно раскисала, потому что повторить их успех было решительно невозможно. В Каррингтоне совершенно уникальным образом сочетались распутство, пьянство, мотовство и безрассудство.
«Вересковый луг» и «Двенадцать колонн» разделял ручей. Здесь не было изгородей – ручей издавна считался нерушимой границей. Джиджи стояла на берегу и швыряла в воду камешки. Летом, когда ветерок колыхал гибкие ветви зеленых ив, это место радовало глаз. Но теперь сбросившие листву деревья, тонкие и понурившиеся, походили на голых старых дев.
