Ситуация показалась Илье забавной, да и отступать было уже некуда, ибо Барбара тащила его к столу, приговаривая: «Смелее, смелее, философ! Фу, какой — совсем не похож на мыслителя». Он подошел, взглянул на Анжелику и зажмурился, почувствовав предательское головокружение. Но тут же совладал с собой, встретив ее растерянно-виноватый взгляд. «Честно говоря, я никогда не сталкивался с подобной проблемой…» — сказал он, чтобы выиграть время, и поворошил кучу разноцветных палочек, камушков и стеклышек на столе. Вдруг дерзкая мысль осенила его.
— Дайте больше света! — сказал он властно и, сложив руки на груди, сосредоточился на Анжелике. — Я думаю, начать надо с анализа общего облика, так как украшения должны гармонировать с ним, дополнять его.
Кто-то направил на девушку лампу; кистью руки Илья дал ей знак повернуться; она повиновалась, и улыбка ее говорила: ведь ты не сделаешь ничего дурного?
— Мне кажется, в целом облик Анжелики производит впечатление нарочито строгого, я бы даже сказал консервативного: волосы собраны в узел; высокий воротник; темные туфли… и юбка могла быть короче… В общем, над ней довлеет какая-то догма, боязнь чего-то…
Излишне говорить, что слушали его чрезвычайно внимательно — не потому, разумеется, что женщины одеваются ради мужчин. Упаси Бог, — они одеваются исключительно ради самоощущения. Просто, мужчины редко способны произнести нечто членораздельное относительно столь важного, если не важнейшего, вида человеческой деятельности.
— Ей не хватает смелого элемента, смелого штриха, — сказал он.
— Вот, я говорила! — воскликнула Барбара и, подав гирлянду фигурок из красного дерева, сказала: — Пусть она наденет это.
Илья взял, взвесил и отложил в сторону со словами: — А стоит ли? Нет, не стоит вмешиваться и нарушать стиль…
Анжелика, неловко чувствуя себя и злясь на Илью, тем не менее не делала попыток прервать его. Она единственная из всех улавливала скрытый смысл его слов, и какой-то странный паралич овладел ею.
— Если бы у вас под рукой было золото с парой хороших бриллиантов, то, пожалуй…
— Но так нельзя. Что-то все-таки надо… — заметила робко Таня.
— Н-да, женщины остаются женщинами — хоть что-нибудь, но обязательно нацепят себе на шею, — рассмеялся Илья. — Ну, тогда эти желтые слезы.
Он вытащил из кучи янтарное колье и подал Анжелике.
— Браво, Ильюша, молодец! — похлопала его по щеке Барбара.
— Я же говорила, ведь я говорила про это, — ужасно волновалась Лариса.
— Конечно, ты и про бусы говорила, — пропела Таня.
— Но ведь все-таки про янтарные!
Анжелика надела колье, и Илья смотрел на нее со снисходительным удовольствием создателя. Когда Барбара за спиной сестры спросила его взглядом: «Как, хороша?», он сперва пожал плечами и лишь затем утвердительно кивнул. Получилось: «хороша, конечно, а все-таки…» Что «все-таки» он не сказал даже мысленно, но без сомнения оно означало: «род промежуточной ступени между женщиной и ребенком, созданный для отдохновения мужчины-воина».
И в такси Анжелика упорно молчала. Неверный свет улицы заглядывал в машину то спереди, то сбоку, выхватывая то серебристый мех капюшона, то руку с перчатками, расслабленно обнявшими колено, как неправдоподобно длинная кисть, то сумрачно-прекрасное лицо. Столь же быстро сменялись порывы в душе Ильи: в одну секунду он гордился собой, в следующую презирал…
Смятение вновь прокралось в сердце Анжелики: победа, которая целую неделю питала ее спокойствие… была ли она вообще? Он всегда приходит чуточку тверже, чем уходит. Почему так непрочно ее влияние? Другая женщина? Нет, не может быть. Тогда что же? Если он действительно все время один, с книгами… Книги? Нет, он не сухарь… — музыкален, до смешного сентиментален, и к ней относится… уж в этом можно не сомневаться. Но каким противным он был сегодня! Она ничего не хочет, пусть только не будет таким жестким — немного мягче, приветливей и только, — таким, как в «арбузный» вечер. Зачем выбирать между разрывом и… полным сближением? Разве не приятнее и спокойнее ровная дружба?.. О, она ни за что… ничего не сделает такого, что бы могло подтолкнуть в ту или иную сторону…
