Русь копит силы, готовится к решающей схватке, и огромную роль в этом сыграл перелом в религиозном сознании, случившийся в 1312 году, когда из язычника ордынец превратился в ненавистного «бесермена», в агарянина — непримиримого врага православной византийской веры. Нет отныне пути к компромиссу, и «или — или» — жестокий принцип, который впервые сплотившиеся русские рати бросят в кровавую сечу на Куликовом поле, — неуклонно входит в сознание, горячит кровь, будоражит умы, заставляет подняться над суетою вчерашних усобиц и распрей.
Все это в Сарае долгое время не принималось в расчет. Вряд ли задумывался об этом и Узбек-хан. Он, надо полагать, не испытывал особых сомнений относительно лояльности своих северных вассалов, которых он казнил и миловал по своему усмотрению, вручая наиболее покладистым и щедрым на взятки ярлык на великое княжение.
Энергичный и предприимчивый Узбек был занят другим. Принятие ислама придало его царствованию особое качество: включив свой гигантский улус в границы мусульманского мира, Узбек-хан вошел в число могущественнейших властелинов мира. К ним, по словам Ибн Баттуты, кроме Узбек-хана, относились правители Египта, Сирии, Ирака, Туркестана и Мавераннахра, Индии и Китая.
Предметом вожделений Узбек-хана был Азербайджан, находившийся в руках хулагуидских правителей Ирана. Золотоордынский хан не раз снаряжал против них военные экспедиции, но присоединить Азербайджан к своим владениям ему так и не удалось.
Весной 1334 года, когда Ибн Баттута прибыл в Золотую Орду, Узбек-хан был занят подготовкой нового похода на юг. Северный тыл, где распоряжался послушный его слову Иван Калита, в то время никаких опасений не вызывал.
* * *
Аудиенции у хана Ибн Баттуте ждать почти не пришлось. Уже на следующий день после того, как он разбил свой шатер неподалеку от ставки ханского сына Джанибека, к нему наведался глава местных шерифов Ибн Абд аль-Хамид и сообщил, что Узбек готов принять его сразу же по окончании предвечерней молитвы.
— Мы с кадием Хамзой были у него вчера, — сказал Ибн Абд аль-Хамид. — Султан расспрашивал о тебе, и мы посоветовали ему принять тебя как самого высокого гостя. Сегодня в его собрании будет весь цвет улемов. Они с удовольствием послушают твой рассказ о правителях, с которыми ты встречался, и о землях, которые ты прошел.
Боясь допустить какую-нибудь оплошность, Ибн Баттута подробно расспрашивал почтенного шейха об особенностях местного церемониала. Непонятным показалось ему предупреждение обязательно преклонить левое колено перед входом в ставку и ни в коем случае не наступить ногой на порог ханского шатра: по монгольским представлениям, это было высшим неуважением к хозяину и в старые времена каралось смертной казнью.
В день приема Ибн Баттута велел неразговорчивому Михаилу достать из сундука свой парадный кафтан и долго крутился перед зеркалом, тщательно наматывая на голову зеленый тюрбан.
Ибн Баттута упоминает о том, что ханский шатер назывался Золотым куполом и был сделан из деревянных досок, покрытых золотыми пластинками. Описывает он и внутреннее убранство шатра, но нигде не дает внешнего вида ханской ставки. Воспользуемся свидетельством Плано Карпини, побывавшего в Орде почти на век раньше Ибн Баттуты. При этом нам придется принять во внимание, что многое могло измениться с тех пор, принять иную форму под воздействием мусульманских обычаев и предписаний.
«Там уже был воздвигнут большой шатер, приготовленный из белого пурпура, — писал, вспоминая о ханском приеме, Плано Карпини, — он был так велик, что в нем могло поместиться более двух тысяч человек, а кругом была сделана деревянная ограда, которая была разрисована разными изображениями. У ограды возле шатра было двое больших ворот: через одни должен был входить только один император, и при них не было никакой охраны, так как через них никто не смел входить и выходить, через другие вступали все, кто мог быть допущен, и при этих воротах стояли сторожа с мечами, луками и стрелами. И если кто-нибудь подходил к шатру за назначенные границы, то его подвергали бичеванию, если хватали, если же он бежал, то в него пускали стрелу без железного наконечника. Лошади, как мы думаем, находились на расстоянии двух полетов стрелы. Вожди шли отовсюду, вооруженные, с очень многими из своих людей, но никто, кроме вождей, не мог подойти к лошадям, мало |ого, те, кто пытался гулять между ними, подвергались Тяжким побоям. И было много таких, которые на уздечках, нагрудниках, седлах и подседельниках имели золота, по нашим расчетам, на двадцать марок».
