Я совершенно точно знаю, что будет со всем этим дальше.
Можно сократить дорогу, если пойти через старое кладбище. Но петлять между могильными плитами — мало удовольствия, особенно в такую погоду, как сегодня.
Начинается бетонная ограда водонапорной башни. Это уже Денизли. Дальше — бесконечное нагромождение серых домов, превращающее и без того узкие улочки в сумрачные колодцы.
Надо раздобыть где–нибудь другую обувь. Эти кеды, которые подарил мне имам из мечети, хоть и довольно крепкие — откровенно жмут. А те мои старые замечательные английские туфли месяц назад пришлось похоронить на пляже.
В переулке темно и одиноко. С чувством воет ветер. Резко меняет направления. Прямо под ногами по ребристому асфальту ползет пелена песка и мусора. Вокруг меня одни глухие стены из обветренных известняковых кубиков, похожих на сухие хлебцы. Окна закрыты ставнями. Это из–за ветра. Навстречу медленно выезжает машина. Какая–то новая, импортная, яркого синего цвета. Предупредительно сигналит перед поворотом. Кто–то, скорей всего, не местный. Пропуская машину, я прижимаюсь к стене. Начинает накрапывать дождь.
В окнах булочной на углу горит свет. Грязная лампочка на длинном проводе. Открываю дверь и захожу. За прилавком сидит худая женщина в засаленном мужском пиджаке. Рукава закатаны. Рядом с ней мальчик в спортивном костюме. Здороваюсь. Несмотря на мой вид, женщина неожиданно узнает меня. Встает.
— Добрый день! Как вы? А говорили, что вы пропали…Слава богу, живы–здоровы!
— Добрый день!
На стене календарь с портретом Салманова на фоне флага. Улыбается одними губами. Водянистые глаза. Этой фотографии я еще не видел.
— А как у вас?
— Слава Аллаху! Пока ничего. Как все, так и мы. Вот вчера ходили на ярмарку, рядом с автовокзалом.
— Купили что–нибудь?
— Просто глаза разбегаются! Все есть! Все, что хочешь! Такие красивые вещи, посуда, одежда, все импортное…Но очень дорого. Вот покупала сыну учебники в школу, самый дешевый — семь тысяч!
— Шесть тысяч. — Поправляет ее мальчик.
— Какая разница, все равно дорого. Ведь правда?
— Конечно.
— Хочу сказать, дай бог здоровья Салманову, как он пришел, хоть порядок в городе есть. Хоть не стреляют как при «фронтовцах». Иностранцы приехали…можно немного заработать. Я, например, верхний этаж сдала туркам. Три человека из тех, что гостиницу строят. Многие сейчас так делают…
— Хорошо платят?
— В долларах. И муж мой в пекарню устроился. Тут недалеко. Месяц как открыли. Хозяин полицейский. Большой человек. Не из Денизли… А летом, как гостиницу построят, приедут туристы. Будет много работы. Вон и Салманов так говорит. Сегодня опять утром выступал по телевизору…
Покупаю буханку теплого хлеба и, попрощавшись, ухожу.
2.
Старик бредет через переплетение улиц к центральной площади. Дождь продолжает накрапывать.
Перед отремонтированным зданием мэрии дежурят две полицейские машины. На гигантском щите выведено: ”Наша цель — демократия, прогресс и независимость!» Слова Салманова.
Тучи опускаются совсем низко. Скорпион медленно ползет по небу. Смертоносный хвост занесен над головой.
Полицейские вопросительно смотрят на него. Он быстро пересекает площадь и ныряет в переулок. Здесь многое изменилось. Теперь это престижный квартал. Новый деловой центр Денизли. Офисы, три–четыре дорогих магазина: парфюмерия, одежда из Италии, бытовая техника, сотовые телефоны. Большие, ярко освещенные витрины. В одной из них рядом с манекенами выставлена очень красивая модель парусника. На верхнем этаже трехэтажного топчибашевского особняка идет ремонт. Рабочие с респираторами висят в люльке и чистят пескоструйным аппаратом бурый фасад здания. Два дома рядом уже очищены. Они стали цвета слоновой кости. Словно построены только вчера.
Напротив почты еще одна модная диковинка — турецкий ресторан. Сквозь затемненное стекло витрины старик заглядывает внутрь. Почти все столы заняты. В основном, иностранцы. Играет музыка. Официант несет поднос с пивными бокалами. У входа стоит высокий парень в хорошем костюме и говорит по сотовому телефону. В углу за столиком Селимов. Рядом с ним Джамиля — Зохра в строгом черном костюме и какой–то мужчина с русой бородой и в толстых очках. Селимов держит в руке сигарету и что–то говорит, наклонившись к собеседнику. Джамиля — Зохра скучает.
