— Нет! — прервала его Хилари, возмущенная таким самооговором. — Он женился, потому что любил Марлин!
— Может быть, — вяло отозвался Коннер. Он, кажется, почти не слышал ее, погруженный в свои невеселые мысли. — Однако к тому времени смыслом его жизни стала борьба со мной. Если я называл что-то белым, он тут же говорил: «Нет, черное». А я, как многие неразумные родители, не желал уступать даже в мелочах. Готов был сражаться с ним из-за каждого пустяка.
Он устало потер глаза. Ей хотелось бы воскликнуть: «Не надо, молчи, ничего не говори больше!» Но она знала: Коннер должен облегчить душу исповедью. Слишком долго он держал свои муки при себе.
— Однажды он пришел ко мне и потребовал ключи от лодочного сарая. Хотел куда-то отправиться на катере. — В бледном свете умирающего солнца лицо Коннера казалось пепельно-серым. — Я отказался отдать ключи. Он был под хмельком, к тому же я считал его увлечение катером пустой тратой времени.
Коннер тяжело опустил руку на подоконник, как будто хотел ударить по нему кулаком, но не нашел в себе сил.
— Я был так чертовски уверен в своей правоте! Не сомневался, что стараюсь для его же блага… А он, разумеется, воспринял мой отказ как бессмысленное издевательство. Взорвался, наговорил мне всякого…
Неожиданно беззащитным жестом он прижал ладонь к оконному стеклу. Должно быть, так узник в тюрьме тянется к заветной свободе, подумала Хилари.
— Ключей я, разумеется, не отдал. Еще чего не хватало, думал я, уступать этому молокососу! Пожалуй, еще решит, что одержал надо мной верх!
Рука его бессильно рухнула вниз. С губ сорвался тихий стон, полный невыносимой боли. Хилари догадывалась, что история приближается к кульминации.
— Но я не знал, — тихим, едва различимым голосом продолжал Коннер, — что у Томми есть дубликат ключа. Он мог взять катер, когда хотел, и не нуждался в моем позволении. Ему нужен был другой ключ из той же связки — ключ от пристройки к сараю…
Медленно, словно во сне, Хилари поднялась с кресла. Кошмар Коннера вдруг приобрел пугающую ясность.
— Что… — Голос ее дрогнул и погас. Она кашлянула и повторила: — Что было в той пристройке?
— Ничего особенного, — мертвым голосом ответил Коннер. — Так, кое-какое снаряжение. И еще — спасательные жилеты.
Спасательные жилеты! Хилари бросилась к Коннеру.
— Коннер, — с рыданием в голосе воскликнула она, — ты же не знал! Ты не мог знать!
— На борту катера был всего один жилет, — размеренно продолжал Коннер. Казалось, рассказ его обрел собственную жизнь: даже если Коннер сейчас упадет бездыханным, история брата будет звучать из мертвых уст, пока не дойдет до неизбежного конца. — Томми отдал его Марлин. Когда катер налетел на камень, обоих их выбросило за борт. От удара о воду Томми сломал обе ноги. Но он мог бы выжить — если бы был в жилете…
Голова у Хилари раскалывалась от непролитых слез. Она уже слышала эту историю и от души сожалела о юноше, погибшем такой нелепой и страшной смертью. Но сейчас, рассказанная тусклым, размеренным голосом Коннера, трагедия превратилась в невыносимый кошмар.
— Боже мой!..
Инстинктивно она вцепилась в его руку, словно надеялась удержать его на краю бездонной пропасти.
— И каждую ночь мне снится один и тот же сон, — продолжал он так, как будто и не слышал ее, и не чувствовал ее прикосновения. — Я бегу за ним к причалу, зову его, протягиваю ключи. Но он слишком далеко. И уже не слышит меня.
Коннер повернулся к Хилари. Взгляд его был затуманен болью.
— Вот почему я так ждал ребенка. Еще один шанс, понимаешь? В этот раз, думал я, буду вести себя иначе. Я все исправлю. Просто с ума сходил от мыслей о нем. Знаешь, порой я даже мечтал уговорить Марлин, чтобы она отдала малыша мне. А во Флориде покатил к одной женщине, с которой встречался несколько месяцев. Купил кольцо с бриллиантом и поехал делать ей предложение. Чтобы у ребенка Томми была настоящая семья.
Кольцо! То самое кольцо с бриллиантом, что валялось в ящике кухонного стола! Так оно предназначалось не Марлин, а какой-то другой женщине, о которой Хилари ничего не слышала…
— Кто она? — с трудом шевеля языком, выговорила Хилари. — Ты… ты любил ее?
