Вот ведь, все испортил!
Калеб сразу завозился и сел, потирая лицо руками.
– Надо же, никогда больше шести часов не спал, а тут…
И встретился со мной взглядом. Несколько секунд мы смотрели друг на друга и не могли насмотреться, а потом снова прозвучал голос Роберто:
– Калеб!
Утопить, что ли, его в Амазонке?
Остаток утра мы суетились, собираясь в обратный путь, который должен был быть покороче, а там нас уже будет ждать транспорт.
– Ну что, готова к еще одному рывку? – улыбаясь, спросил творец.
– А ты во мне сомневаешься? – приподняла брови я.
И Родригес, взяв меня за руку, повлек вслед за всеми по тропинке. А я шла и знала: это путешествие я не забуду никогда. И обязательно буду вспоминать его, когда вернусь в Петербург.
После нападения на нас и на юного творца Лемнискату больше не была готова занимать пассивную позицию, не была готова жертвовать своими людьми и будущим. Теперь из защиты мы перешли в наступление.
В этот раз мы отправились в прошлое, а точнее, в двадцать первое декабря две тысячи пятнадцатого года. Предрождественская пора наполнила город сказочным сиянием гирлянд и ощущением праздника. Всех лихорадило из-за подготовки к праздникам.
Нас же с Калебом занимали другие мысли, мы прибыли сюда, чтобы убить одного из творцов. Особенно остро этот вопрос стоял для меня. Шанс отомстить Ашеру за смерть подруги упустить было нельзя.
Мы знали, где он будет, и теперь стояли, рассматривая знаменитую статую Свободы, созданную как символ свободы и демократии, как символ США, подарок французов к столетию американской революции.
Сейчас статуя, слегка присыпанная снегом, выглядела очень величественно и неприступно.
– Ты уверен, что он будет там? – спросила я у Родригеса.
– Нет. Уверены наши аналитики, а они понимают в этом куда больше нас.
– Что ж, тогда пошли. Времени у нас с запасом, так что побудем туристами.
До нужного места мы добрались на пароме и, проскользнув мимо охраны, направились внутрь. Я впервые здесь находилась, и тем интереснее было на все посмотреть.
Помещения внутри статуи Свободы были устроены функционально и практично и отделаны в классическом стиле. Здесь не было лепнины или картин, но все равно само это место имело свою неповторимую атмосферу.
Подниматься на нужный нам этаж пришлось по ступенькам, ехать в тесном пространстве лифта двум невидимкам неудобно: люди потом болтают про сверхъестественное.
Первые тридцать ступенек мы одолели легко, первые триста уже тяжелее, а вот оставшиеся до короны еле-еле.
– Что за изверг построил ее такой высокой?
– Один талантливый французский скульптор. Говорил тебе, нужно было ехать на лифте. Какая разница, обнаружили бы нас или нет? Мифов в разное время ходило предостаточно.
Ох!
Оказавшись на верхнем этаже, мы окинули взглядами впечатляющий вид, открывающийся отсюда.
– Как скоро он появится?
Морские волны омывали берега острова, в пену разбиваясь о пирс.
– Должен быть здесь в ближайшие пять минут. Он придет вон за тем парнишкой в рваных джинсах и синей рубашке. Уилл Смит – будущий ученый и известный изобретатель, гений. Хотя по виду и не скажешь.
– Калеб, в этом времени мода такая!
– Очень удобно. Жаль, я родился позже. Тогда бы я в детдоме был бы самым модным.
Я на эти слова лишь покачала головой.
Ашер – очень пунктуальный мужчина. Темноволосый, худощавый, с орлиным носом и глубоко посаженными карими глазами. Когда Калеб загородил ему выход, он все понял.
– Ну что, поймали меня?
Когда его голос прозвучал на этаже, пятеро людей обернулись и зашушукались. Еще бы! Им надо было найти того, кто говорит. А вот Уилл прекрасно видел нас, видел и как Ашер завис в воздухе.
– Боишься? – хрипло спросил Калеб.
– Тебя? Размечтался! А вот ее стоит опасаться, – кивок в мою сторону. – Яр рассказал, на что она способна. Вам придется потрудиться, прежде чем получите меня.
– Вот и приступим! – усмехнулась я.
– Бежим! – завопил Смит и ринулся прочь вместе с остальными несколькими посетителями, все они с криками понеслись вниз.
Вот и делай после этого добрые дела!
Ашер воспользовался случаем и, выбив решетку, выбрался наружу прямо через окно, но дальше двинуться не смог. Сила Калеба держала его крепко, а моя пробиралась внутрь, к его жизненно важным органам.
