Специалисты антибанкротной фирмы Балуева напряженно работали. Колесов передал с завода все документы, имеющие хоть какое-нибудь отношение к делу. Почти ежедневно совещались по несколько часов. Юрист Николаева встречалась с судьей. Берман вел экономический анализ, сопоставлял прямые и накладные затраты. Ранее он самоуверенно предрекал: Паша не сможет подать иск на признание долга, так как судебная пошлина 10 процентов, от суммы иска – 440 тысяч долларов, таких денег он не соберет. Большой специалист Берман не знал закона: истец представляет в суд справки из банка об отсутствии средств на счете, и суд принимает дело к рассмотрению. Что же касается накладных затрат, то обоснования Бермана выглядели хотя и мудрено, но невразумительно и неубедительно.
Главный вопрос, главное препятствие – непробиваемый акт о признании долга, подписанный вполне правомочным лицом – директором завода.
— Но ведь это же элементарный сговор двух мошенников, — говорил Колесов юристам.
— Нет, такого понятия не существует, — отвечали они.
Оказывается, в Гражданском кодексе действия подобного рода называют притворной сделкой. То есть такой, в которой по форме обозначена одна цель, а по существу преследуется совсем другая. Маленькое письмецо Мелкого по поводу вхождения в холдинг Левитина было его большой глупостью (нелепостью). Или наглостью? Мог хотя бы припрятать, не обнародовать это письмо. Теперь это письмо использовалось для доказательства притворной сделки.
Прошло несколько судебных заседаний, судья не торопил, давал всем выговориться, принимал новые объяснения, доказательства, просьбы. Через четыре месяца появилось многословное решение. Приведены доводы и требования Левитина. Пересказано мнение ответчика – то, с чем выступала юрист Николаева – о соглашении об отступном, о совместных актах и договорах между Мелким и Левитиным, объявленных притворной сделкой, далее шли слова «ничтожная сделка». И – краткое заключение суда – в иске отказать.
Колесов долго вчитывался в судебное решение, оно казалось ему сомнительным по логике доказательств. Но он успокоил себя следующим предположением. Судья все-таки не мог совсем уж пренебречь соображениями здравого смысла – два жулика смошенничали и прикрылись формально правильными документами. Кроме того, судья мог знать отрицательное отношение своей питерской администрации к захвату ее собственности чужаками.
Итак, теперь завод ничего не должен Паше. Значит, теперь он не имеет права требовать банкротства завода. Однако осторожный судья назначает срок рассмотрения дела о банкротстве на декабрь, через два месяца. Соответственно, остается в силе запрет на продажу завода. 1 декабря 1997 года – короткое заседание, короткое решение – в иске по банкротству отказать, меры по обеспечению иска отменить. Народ – и балуевцы и заводчане – ликовал.
Исполнился год и месяц их работы на заводе. Летом Бондарев переехал в Москву – в общем потоке петербуржцев, осваивающих столичный потенциал. По заданию партии (власти?) он должен был наладить работу крупного оборонного комплекса страны. Еще до отъезда он бывал на Механическом заводе эпизодически, раз в месяц. Колесов тоже не каждый день – два-три раза в неделю. Теперь надо было решать вопрос о формальной замене Бондарева на должности управляющего. Назначили Колесова. Предварительно Бондарев согласовал вопрос со своим главным шефом, тот дал рекомендацию в администрацию, в сентябре вышел приказ. Для директора фирмы Балуева это стало небольшой неожиданностью. Небольшой, потому что он был занят более серьезными объектами, чем этот мелкий заводишко.
Бондарев рассказал:
— Паша спросил, почему оставил вместо себя вас? Ответил: я его кинул.
Пошутил.
Задание партии Бондарев выполнил, обосновался в Москве капитально – своя фирма, джипы, связи, квартира, дача…
Еще до своего назначения Колесов получил лицензию арбитражного управляющего: учился на курсах и сдал экзамен. Условно. Помог Бондарев, ранее наладивший контакты с молодым деканом. Колесов передал декану триста долларов и получил право не посещать занятия и сдать экзаменационные листы без заполнения. Из интереса он все-таки изредка посещал лекции, а листы заполнил карандашом.
