— Какими судьбами к нам, Викентий?
— С путевочкой ЦК, Пашенька. Вот, пожалуйста.
Я прочитал и тяжко вздохнул. Соколова к нам посылали в качестве ответственного секретаря. Что там Беркутов, рехнулся? Четвертого человека на одно и то же место.
— Занято у нас место ответсекретаря. Придется поработать заведующим отделом.
— Нет. Здесь я не уступлю. Или секретарем, или обратно отправляй.
В комнату с шумом ворвались Урюпин и Платов.
— Пыхтит! — выпалили они одновременно. — Пыхтит!
— По этому поводу следует, — Виктор Антонович потряс бутылкой с коньяком. Соколов вожделенно посмотрел на бутылку, разгладил усы.
— Дай сюда, — я забрал бутылку и спрятал в ящик стола, — тащите материал. Пока делается номер, объявляю сухой закон. Викентий, садись править материал, а ты, Анатолий, отправляйся в типографию и обеспечь набор. Завтра первый номер должен родиться!
5
Жизнь убеждает в непостоянстве человеческой натуры. Несколько дней назад в «Красном знамени» меня приводила в уныние пачка собкоровских статей, сотни ежедневно поступающих писем. К редакционным «планеркам» в секретариате готовился, как к сражению. Каждую лишнюю строчку на полосе приходилось вырывать зубами.
— Газета не резиновая! — эту фразу до того часто повторяли, что она не задевала сознания.
Как бы я радовался, если бы мог сегодня произнести ее на совещании в «Заре Немана»! Я на «планерке» взывал:
— Давайте материал. Газета не может выйти с белыми пятнами.
К вечеру мы посылали в типографию заметки, написанные от руки. С пылу-жару. Быстрее, быстрее, пока работают линотипы. Хочется изгнать из полосы устаревшие новости. Рождается первый номер «Зари Немана». Соколов переделывает вторую полосу. Он, хотя еще и нет приказа, цепко держится за секретарский пост. Пожалуй, опытнее Платова. Однако торопиться не стоит — время покажет.
В центре второй полосы Викентий макетирует письмо коллектива завода «Коммунар». Работники этого предприятия решили внести 41.420 рублей на строительство танковой колонны и авиационной эскадрильи. Цифра вызывает сомнения. «Правда» печатает письма некоторых колхозников. Они из своих трудовых сбережений отваливают по сотне тысяч.
Словно угадав мои сомнения, Викентий причмокивает языком и говорит, что невелика сумма, собранная рабочими. Начинаю спорить. Убеждаю фактически не его, а себя. Надо привыкать к местным условиям. Предприятия кустарные, и те в большинстве разрушены. Рабочих мало. Люди натерпелись во время оккупации. Нуждаются в самом необходимом. Откуда же у них возьмутся сбережения?
Даже в нашей скудной почте чувствуется, как поднимается к новой жизни освобожденный край. Уже отправлены в типографию заметки о начале театрального сезона. Правда, работают пока только польская музыкальная комедия и филармония. Еще информация: в городе восстановлен водопровод. Начали работать заводы, школы, университет, предприятия изготовили первую продукцию для фронта.
Друзья из фронтовой печати прислали несколько новых сообщений о боевых действиях, статью «Твой путь на Берлин, боец!» Название мне нравится. Хорошо бы его вынести над первой полосой. Высказываю свое предложение Соколову, он ворчит:
— Не зарывайся, старик. На первой полосе дадим приказ Верховного Главнокомандующего. Никакой отсебятины…
Викентий собирает в папку макеты, последние заметки:
— Ночью приходи в типографию, а сейчас поспи часок. Полосы будешь читать на свежую голову.
Викентий относится ко мне покровительственно, опекает.
Только снял с гимнастерки ремень, как в дверь осторожно постучали.
— Да-да!
Вошла Оля Разина. Она мне кажется похожей на Тамару. Разину приобщил к нашей редакции Виктор Урюпин. В Свердловске она была ретушером в фотоателье. В Принеманск приехала вместе с мужем — бывшим следователем Уральской прокуратуры. В Западную область его послали членом партийной коллегии при обкоме партии. Работа новая, незнакомая, и Разин сразу же уехал в Москву, чтобы получить инструкции. Ольга осталась одна в незнакомом городе, льнет к нашей редакционной братии.
— На какую должность ты ее готовишь? — спросил я у Виктора.
— Пригодится. Еще один винтик. Надо штат заполнять проверенными товарищами.
