— Она всегда поддерживает тех, кто против меня! — возмущенно крикнул тот.
— Буду честен с вами, мистер Лубин, — сказал доктор, после того, как Стоун умолк, сорвавшись на пронзительной ноте. — Я искал подобные случаи в медицинской практике, но этот станет первым в своем роде. Не считая того, — он быстро поправился, — что я еще никому не говорил об этом. Я надеюсь, что процесс полностью обратим. Время лечит, как известно.
— И что, по-вашему, я все это время буду делать? — бушевал Стоун. — Если мне придется носить пальто летом, а шорты зимой, люди подумают, что я псих. И они убедятся в этом, потому что мне придется держать магазин днем закрытым и открывать его ночью, потому что я могу видеть только в темноте. А что с тканями!? Я не могу даже определить их гладкость и вижу цвета наоборот! — он впился взглядом в доктора, затем повернулся к Лубину: — А как вам насчет сахара в суп и соленого кофе?
— Мы все это решим, Эдгар, дорогой, — успокаивала жена. — Арнольд и я можем позаботиться о магазине. Ты всегда хотел, чтобы он вошел в бизнес, тебе это должно быть приятно…
— Я не могу доверить ему магазин без присмотра!
— Но доктор Ранкин сказал, что все может исправиться.
— И правда, доктор? — поинтересовался Лубин. — Каковы шансы?
Доктор Ранкин почувствовал неловкость.
— Я не знаю. Такого еще не случалось. Все что мы можем, это надеяться.
— Надеяться? Чепуха! — пошел в атаку Стоун. — Я хочу предъявить ему иск. Он не имел никакого права погубить меня своим вмешательством. Любой суд присудит мне четверть миллиона.
— Я не миллионер, мистер Стоун, — сказал доктор.
— Но у больницы есть деньги. Мы предъявим иск ей и попечителям.
Возникла пауза, пока поверенный думал.
— Я боюсь, что нам нечего предъявить, мистер Стоун. — Лубин заговорил быстрее, поскольку его подопечного так и распирало, чтобы возразить. — Это была неотложная операция. Любой хирург должен был действовать подобным образом. Я прав, доктор Ранкин?
Доктор объяснил, что, если бы он не удалил давящий на мозг осколок, имелась опасность, что он мог пойти дальше, а это привело бы к вероятному параличу или к смерти.
— Еще неизвестно, что хуже, — сказал Стоун.
— Но медицинская этика не позволила ему оставить вас умирать, — возразил Лубин. — Он исполнил свои обязанности. Это первое.
— Мистер Лубин совершенно прав, Эдгар, — сказала миссис Стоун.
— Вот видите! — закричал ее муж. — Все правы, кроме меня! Вы уведете ее прежде, чем меня хватит удар?
— Ее интересы тоже должны учитываться, — заметил Лубин. — Второе — учитывая чрезвычайность ситуации, последствия не могли быть известны или спрогнозированы.
Доктор Ранкин просветлел лицом:
— Любая операция влечет риск, даже удаление мозоли. Я должен был взять этот риск на себя.
— И взяли его? — усмехнулся Стоун. — Хорошо. К чему вы клоните, Лубин?
— Мы проиграем, — ответил поверенный.
Стоун сник. Но только на мгновение.
— Ну, так и проигрывайте. Но если мы предъявим иск, огласка навредит ему. Я хочу предъявить иск!
— Ради чего, Эдгар, дорогой? — упорствовала его жена. — Время все лечит. Зачем тратить деньги впустую?
— И почему я не женился на женщине, которая всегда вставала бы на мою сторону, даже когда я неправ? — взвыл Стоун. — Это будет месть. Он лишится практики, у и него будет предостаточно времени, чтобы узнать, существует ли лечение… бесплатное, разумеется! Я не заплачу ему больше ни цента!
Доктор встретил вызов:
— Но я готов узнать, что можно сделать, прямо сейчас. Естественно, это ничего не будет вам стоить.
— О чем вы? — с подозрением полюбопытствовал Стоун.
— Если вы позволите мне сделать еще одну операцию, я попытаюсь разобраться, какие нервы были перемкнуты. Не буду сейчас вдаваться в подробности, но есть возможность восстановить нервные связи. Конечно, существуют обстоятельства, осложняющие операцию, учитывая, что осколок проник довольно глубоко.
Лубин жестом адвоката наставил на него палец.
— Вы предлагаете возможность исправить ущерб, и бесплатно?
— Именно. Я хочу сказать, что приложу все усилия. Но имейте в виду, пожалуйста, что в медицине это не имеющий прецедентов случай.
