– Теперь видишь эти дьявольские метки? Видишь рыжие волосы и глаза разного цвета?!
По его подбородку потекла слюна, а глаза едва не выкатывались из орбит.
– Не трогай ее! – крикнула Эйли и тотчас оттащила Мари в сторону.
Священник сделал к Эйли несколько шагов, но вдруг, наступив на свою сутану, споткнулся и, не удержавшись на ногах, рухнул на землю. Увидев это, толпа ахнула; многим показалось, что это Эйли толкнула священника. А тот, приподнявшись, завопил:
– Люди, вы видели?! Вы все – мои свидетели! – Он указал на Эйли своим костлявым пальцем: – Она ударила меня, защищая ведьму! Именем Господа, именем Отца нашего я требую, чтобы вы схватили их обеих!
По-прежнему прижимая Мари к себе, Эйли попыталась побыстрее уйти вместе с девушкой, но было поздно – толпа уже обступила их, и к ним потянулись десятки рук. Женщины рвали на них одежду и дергали за волосы.
– Нет, остановитесь! Вы должны остановиться! – закричала Эйли, когда кто-то схватил Мари.
Внезапно над Эйли и над всеми остальными навис рослый широкоплечий мужчина – это был тот самый белокурый гигант, которого она спасла, когда он за обедом подавился костью. Гигант привлек Эйли к себе, а затем, вырвав Мари из рук каких-то служанок, потащил их обеих за собой. Уже на другом конце двора он тихо сказал:
– Не бойтесь, миледи. Все будет хорошо, когда придет лэрд. – Толпе же прокричал: – Наш лэрд по возвращении выслушает обвинения священника!
Священник – ему помогали подняться – заорал им вслед:
– Посади этих преступниц под надежный замок! Сегодня свершится правосудие!
– Да, конечно! – отозвался белокурый великан. И тут же тихонько добавил: – Священник слишком уж распалил людей своими речами, миледи. Безопаснее будет ублаготворить дурака и посадить вас ненадолго в темницу. Но не волнуйтесь, я сам о вас позабочусь.
– Спасибо, – ответила Эйли, поморщившись; она была босиком, и острые камни больно кололи ноги.
Но бедняжке Мари было гораздо хуже, она едва шла, и великану приходилось то и дело поддерживать ее. В очередной раз взглянув на нее, он повернулся к Эйли и сказал:
– Не беспокойтесь, миледи. Как только мы скроемся с глаз толпы, я понесу ее.
Эйли была благодарна этому человеку за его доброту, но все же не могла не думать о том, что его внезапное появление всего лишь счастливая случайность. А вот что произошло бы, если бы он не появился так вовремя? Ах, тогда Мари могла бы умереть... При этой мысли ее снова охватил гнев, и она проговорила:
– Не могу поверить, что лорд Маклауд позволил бы своим людям стоять в стороне, в то время как на его земле избивают молоденькую девушку, почти ребенка.
Украдкой бросив взгляд через плечо, великан подхватил Мари на руки и, повернувшись к Эйли, сказал:
– Он бы этого не позволил, миледи.
– Но стражники на стене и пальцем не пошевелили, а вы появились только тогда...
– Меня там не было, миледи. Я возвращался с перевязки, когда увидел толпу.
– Да, конечно... – кивнула Эйли. Она посмотрела на его рану чуть пониже плеча – там кровь просочилась сквозь повязку. – Вы уверены, что сами справитесь?
– Это всего лишь царапина, миледи.
Теперь великан зашагал по плиточному полу мимо большого зала – шел, отдавая приказы служанкам, едва успевавшим отскакивать с его пути:
– Принесите все, что понадобится леди Эйлианне, ясно? И надо позаботиться о малышке. – Он снял фонарь со стены рядом с тяжелой дубовой дверью и отдал его Эйли. Открыв дверь, предостерег: – Только ступайте осторожно, миледи.
Эйли кивнула в ответ и стала медленно спускаться по каменным ступеням. Воздух здесь был холодный и сырой, и она сразу же почувствовала, как по спине у нее пробежали мурашки. Внезапно что-то коснулось ее юбок, и Эйли, взвизгнув, чуть не выронила фонарь.
– Что... это такое? – пролепетала она.
– Крысы, миледи, – ответил великан, – Не беспокойтесь, я пошлю за котами. А лэрд уже, должно быть, в пути.
– Надеюсь, что так... – пробормотала Эйли.
Наконец они спустились, и их спаситель снял ключ с массивного железного кольца на стене. С лязгом распахнув металлическую дверь с решеткой, он вошел в темницу. Приблизившись к старой ржавой койке, он осторожно уложил на нее Мари. Девушка не издавала ни звука, и Эйли решила, что та лишилась чувств.
