– Мне нужны достоверные факты. Для начала займемся тем, что я только что был оспорен. Меня обвинили в том, что я сказал неправду. Давайте разбираться. Мистер Гроув, вы ведь присутствовали при нашумевшем инциденте. Я верно процитировал мистера Джеймса?
– Да, – ответил Гроув, который изъяснялся довольно приятным тенором.
– Вы сами слышали, как он произнес эти слова?
– Да.
– Мисс Босли, вы тоже это слышали?
Она явно колебалась:
– Не лучше ли будет…
– Я вас умоляю. Вы, разумеется, не в суде и не давали присягу, но я только-только приступил к сбору фактов, и меня сразу же обозвали лжецом. Итак, вы слышали, как он это сказал?
– Да, слышала. – Адель метнула взгляд на Джеймса. – Прости, Гиф.
– Но это неправда! – вскричала Клара Джеймс.
– По-вашему, мы все тут лжецы? – напустился на нее Вулф.
Эх, надо было еще в прихожей предупредить ее, чтобы она остерегалась Вулфа. Эта молодая женщина, здорово умевшая сверкать глазами, на беду свою, отличалась такой стройностью, которая невольно наводила на мысль о хроническом недоедании, а Вулф на дух не переносит людей, постоянно умеряющих свой аппетит. Я с самого начала предвидел, что он набросится на Клару.
Как ни странно, она дала ему отпор.
– Я не это имела в виду, – насмешливо отозвалась девушка. – И нечего тут разыгрывать праведный гнев! Я хотела сказать, что соврала отцу. То, что он думал про меня и Альберто, не было правдой. Я всего лишь хвасталась перед ним, потому что… Не важно даже почему. В любом случае мое глупое бахвальство не имело под собой почвы, и тем же вечером я все объяснила папе!
– О каком вечере вы говорите?
– Ну, когда мы вернулись домой… с театральной вечеринки после «Риголетто». Ведь именно тогда мой отец уложил Альберто одним ударом, прямо на сцене. Так вот, когда мы вернулись домой, я призналась ему, что все, что я рассказывала про нас с Альберто, было неправдой.
– И когда же вы солгали – в первый раз или во второй?
– Не отвечайте, дорогуша, – вмешался судья Арнольд, вспомнивший о своих обязанностях адвоката, и вперил в Вулфа строгий взгляд. – Все это не имеет отношения к разговору. Вы можете получить свои факты, но только те, которые вам действительно нужны. Все, что мисс Джеймс говорила своему отцу, никак вас не касается.
Вулф покачал головой:
– Ну уж нет. – И обвел взглядом наших гостей справа налево и обратно. – Очевидно, я высказался недостаточно ясно. Миссис Майон попросила меня установить, имеет ли она право претендовать на компенсацию, причем право не столько юридическое, сколько моральное. Если выяснится, что нападение мистера Джеймса на мистера Майона было морально оправданно, это в корне изменит ситуацию. – Он, прищурившись, взглянул на Клару. – Имеет ли мой вопрос отношение к делу или нет, мисс Джеймс, я готов признать, что выразился некорректно и, таким образом, мог спровоцировать вас на ложь. Поэтому беру свой вопрос назад и попробую зайти с другой стороны. Давали ли вы своему отцу ранее, до той злополучной вечеринки, повод считать, что мистер Майон соблазнил вас?
– Ну… – Не выдержав, Клара рассмеялась; смех у нее был довольно приятным – звонкое мелодичное сопрано. – Какое милое старомодное выражение! Да, я дала отцу такой повод. Но повторяю: это же неправда!
– Тем не менее вы поверили дочери, мистер Джеймс?
Гиффорд Джеймс с трудом сохранял спокойствие, и неудивительно: столь щекотливые вопросы о чести дочери, задаваемые настырным незнакомцем, кого угодно доведут до белого каления. Но в конце концов, для каждого из присутствующих этот вопрос не был новостью и уж точно имел отношение к делу. Поэтому Джеймс заставил себя говорить и ответил с чувством собственного достоинства:
– Да, я поверил в то, что рассказала мне дочь.
Вулф покивал.
– И довольно об этом, – с облегчением в голосе сказал он. – Рад, что с этим вопросом наконец покончено. – И перевел взгляд на импресарио. – Идем дальше. Мистер Гроув, расскажите мне о деловой встрече в студии мистера Майона, которая состоялась за несколько часов до его смерти.
Толстяк Руперт сидел, склонив голову набок; его хитрые черные глазки без труда выдержали взгляд Вулфа.
