— Это переходит все границы! — ища глазами Пумукля, сердито произнёс Эдер.
— О, господин Эдер, я вас понимаю, и то, что вы сердиты — понятно, — чуть ли не со слезами на глазах ответила женщина, бегая по кухне в поисках тряпки.
— Да я сержусь вовсе не на вас, а на…
— Вот ты где! — радостный крик уборщицы, обнаружившей наконец тряпку под плитой, прервал его на полуслове.
— Кто?
— Моя тряпка!
— Ах так… — Эдер совсем выпустил из виду, что, окажись Пумукль под плитой, всё равно он был бы невидим.
Тем временем женщина принялась за уборку, всё ещё недоумевая:
— Со мной ещё никогда не случалось подобного, поверьте.
Эдеру было жаль старательную женщину, и он поспешил её успокоить:
— Я верю вам, да вы и не виноваты вовсе, такие вещи происходят только у меня. Этот вредный домовой…
— Домовой?.. — Сначала фрау Айхингер не нашлась что сказать, но тут же улыбнулась: — Я очень признательна вам, что вы не сердитесь, а относитесь к случившемуся с юмором.
Если бы она знала, как далёк был мастер Эдер от шуток! Он был страшно зол.
«Пусть только попробует этот дерзкий домовой появиться в мастерской, он будет тут же заперт в ящике на целый день!»
В отличие от Эдера Пумукль был в прекрасном расположении духа. Он был уже внизу, в мастерской, раскачивался на качелях и, пожмуриваясь от удовольствия, рифмовал строчки:
Найти ей тряпку нужно,
Чтоб вытереть все лужи.
Вода — из крана, сажа — из печки,
Текут по кухне чёрные речки!
Он был так доволен своей проделкой и своим только что сочинённым стихотворением, что совсем не обратил внимания на хмурое лицо вошедшего в мастерскую столяра.
— Хочешь послушать мой новый стих?
Эдер не хотел. Он угрожающе медленно приближался к домовёнку.
— Что ты себе позволяешь? Да ты… — Мастер обомлел на полуслове, он только теперь заметил, что его рыжий домовёнок с ног до головы был вымазан сажей. Под чёрной шевелюрой так потешно блестели глазёнки, что гнев мастера немного утих, и он уже спокойнее заметил:
— Да, дружок, думаю, что уборщице легче будет привести в порядок кухню, чем мне вычистить тебя.
— Ах, подумаешь, немного почернел. Меня это нисколько не беспокоит.
— Зато меня это очень даже беспокоит. Посмотри-ка, на всём, к чему ты притрагиваешься, остаются чёрные пятна.
— На самом деле! — засиял Пумукль, увидев чёрные следы на своих качельках. — Вот здорово! — И он, хлопнув по стене, стал любоваться отпечатком своей маленькой руки.
— Прекрати немедленно! — Эдер подпрыгнул к малышу и, прежде чем тот успел соскочить с качелей, схватил его за рубашку.
— Пусти! — отчаянно затрепыхался Пумукль.
— Нет уж, мой милый, сейчас я принесу воды и буду оттирать тебя, так же как фрау Айхингер наверху оттирает пол.
— Да ты что! — испуганно завизжал Пумукль. — Домовых нельзя мыть! Ни в коем случае! Ещё ни один корабельный домовой никогда в своей жизни не мылся! Вода нужна для того, чтобы корабли по ней плавали, а не для того, чтобы в ней мыли домовых!
— О, сейчас ты поймёшь, для чего нужна вода.
— Не хочу я ничего понимать!
Эдер поднёс домовёнка к зеркалу.
— Ты только посмотри, как ты выглядишь!
— Прекрасно выгляжу! Мне очень даже идут чёрные волосы! И чёрный нос тоже!
Пумукль высунул язык.
— А как красиво смотрится розовый язык на чёрном лице! Кстати, тебе бы тоже больше пошли чёрные волосы, чем твои седые…
— Сейчас я принесу чашку с тёплой водой и буду тебя отмывать, — нисколько не тронутый возгласами Пумукля, ответил старый мастер. — А чтобы ты тем временем не удрал, я запру тебя в ящик.
С этими словами Эдер выдвинул из комода ящик, посадил туда трепыхающегося домовёнка и быстро задвинул ящик на место.
— Я не буду больше прятать тряпку! Пускать воду! Разбрасывать сажу! — кричал из ящика Пумукль. — Меня нельзя мыть! Я же не из дерева, я из кожи! От воды я могу испортиться! И умереть! Слышишь?
Пумукль прислушался. Тишина. Значит, Эдер ушёл. Домовёнок присмирел и задумался. «Могу умереть?» — это идея! Он притворится мёртвым, когда Эдер откроет ящик. Тогда-то он пожалеет, что запер своего малыша!
В мастерской послышались шаги, и Пумукль улёгся в ящике так, как, по его представлению, должны лежать мёртвые домовые, и закрыл глаза.
