Политотдел разместили в пустующем здании средней школы рядом с Витебским вокзалом - в самом центре Ленинграда. Это позволило присмотреться к тем переменам, которые произошли в городе за восемь месяцев после прорыва блокады.
На следующий день после переезда политотдела я по Загородному проспекту быстро дошел до улицы Дзержинского, потом свернул на Садовую и впервые за годы блокады сел в трамвай. Пересек Невский и оказался на набережной у Летнего сада. С волнением смотрел я на Неву, по-прежнему неторопливую и могучую: ее гладкую поверхность серебрил легкий ветерок.
К моему удивлению, на набережной оказалось много людей. Одни куда-то спешили, другие прогуливались или стояли, облокотившись на парапет. Конечно, прежнего оживления не было. Население Ленинграда за годы войны заметно поредело. И все же город выглядел не так, как это описано побывавшим в Ленинграде в сентябре 1943 года английским журналистом Александром Вертом в его книге "Россия в войне 1941-1945 гг." Верту Ленинград показался "полузаброшенным", а дома "покинутыми". Однако и он вынужден был признать: "Жизнь в городе почти вошла в норму".
Ничего похожего на то, что мы наблюдали в первую блокадную зиму! Снова действовал городской транспорт. Были восстановлены водопровод и отопительная сеть. Улицы и дворы, как и в довоенное время, содержались в чистоте. Начали работать театры, дома культуры. В Политехническом, Педагогическом имени Герцена, Инженерно-строительном, Химико-технологическом и других институтах возобновились занятия, Вновь ожили студенческие аудитории и общежития. Налаживалось общественное питание. В три раза была увеличена норма хлеба. Не избавились ленинградцы лишь от опасности погибнуть во время артобстрелов, которые немцы вели по городу со все возрастающим ожесточением. То в одном, то в другом месте вспыхивали пожары. Сгорел мясокомбинат имени Кирова. Несколько месяцев тлел огромный дом на Лиговском проспекте, в котором раньше проживало три тысячи человек.
Не помню, сколько времени я любовался Невой, на противоположном берегу которой брал начало самый благоустроенный и зеленый район города Петроградская сторона, где когда-то жил любимец ленинградцев Сергей Миронович Киров. Очнулся я от неожиданно резкого визга тормозов: обернувшись, был приятно удивлен - из остановившейся "эмки" выскочил мой старый приятель Владимир Антонович Колобашкин.
- Какими судьбами, Степан? Вот уж не думал встретить тебя здесь!
- Да, понимаешь, перебросили... Вот, по Неве соскучился, - сказал я намеренно бравым тоном, а у самого к горлу комок подкатывал.
Колобашкин понимающе посмотрел на меня:
- А ну-ка, поехали!
- Куда?
- Давно не виделись. Надо потолковать.
В машине говорили о многом, но по всему было видно, что Колобашкина прямо-таки распирало от желания чем-то поделиться. Он уже сообщил мне, что был в Смольном, а теперь едет в райком. Видимо, в Смольном его принимал кто-то из секретарей горкома, быть может, и похвалил.
Многих похвала окрыляет и мобилизует, а кое-кому голову кружит. На Владимира Антоновича похвала действовала и так и этак. Пожалуй, он был честолюбив. Не потому ли похвала как бы "взвинчивала" в нем кипучую деятельность? Он принадлежал к категории людей, которым нужно слышать слово одобрения. Почаще похваливай такого человека и можешь быть спокоен: все, что намечено, будет сделано. И однако же, таких людей необходимо время от времени подставлять под "холодный душ". Надо отдать должное Колобашкину, он умел и сам ставить себя на место.
- Иной раз чувствуешь, как тебя заносит, - однажды признался он мне. Почва уходит из-под ног. Приходится самому на себя самокритику наводить.
На этот раз мой друг не сдерживал себя.
- Товарищ Кузнецов сегодня на совещании похвалил наш райком, - с гордостью сказал он.
Кузнецов был тогда вторым секретарем горкома партии и правой рукой секретаря ЦК Жданова, возглавлявшего одновременно обком и горком партии.
Алексей Александрович Кузнецов, в прошлом рядовой комсомольский работник, лет за десять до войны быстро пошел в гору. Избранный первым секретарем райкома партии, проявил незаурядные организаторские способности. Это было замечено, и вскоре Кузнецов заслуженно становится секретарем горкома партии. Принципиальный и в то же время скромный человек, он отличался неутомимостью в работе и честностью. Это нравилось коммунистам.