Она повернула и оставила в двери ключ, поправила на плече длинный ремешок от замшевой сумочки, висевшей на бедре, и, даже не глянув в Володину сторону, засеменила по коридору. Володя машинально ощупал для чего-то боковые карманы: проверил наличность, свою и государственную. Все было на месте, наличность дожидалась своего звездного часа, а он все не шел, этот час, и неизвестно было, придет ли. «Лесоснаб» в эти минуты казался Сидельникову последней надеждой. Даже не «Лесоснаб», а единственный его заурядный представитель — низкорослый очкарик Вадим Дмитриевич, в которого Володя вдруг смутно поварил…
Он захоронил еще один окурок под китайской розой, и когда вминал его в затвердевший грунт, маскируя образовавшуюся вороночку, в это самое время из бокового коридора стремительно вынырнул Вадим Дмитриевич. Володя, так и не решив окончательно, в какой плоскости вести разговор, шагнул навстречу представителю отдела запасных частей и вспомогательных материалов.
— Вадим Дмитриевич, разрешите обратиться, — по-солдатски выпалил он.
Вадим Дмитриевич остановился, коротко глянул на Володю сквозь толстые стекла своих очков и часто заморгал воспаленными веками, какие бывают у людей, страдающих хронической бессонницей.
— Обращайтесь, — чуть насмешливо разрешил Вадим Дмитриевич, тормозя взгляд на Володином галстуке, съехавшем с оси. Сам он был одет модно: ботинки на толстой подошве, клетчатые брюки, довольно потертый замшевый пиджак поверх тоненького свитера с высоким воротом.
— Говорят, вы заведуете запасными частями, — заискивающе начал Володя, стыдясь собственного голоса, таким он был приниженным, просящим.
— Говорят, — все с той же насмешливой снисходительностью согласился Вадим Дмитриевич. — Вы что, не верите?
— Верю. Потому и хотел обратиться… так сказать по вопросу…
— А вы, простите, кто такой и откуда?
— Я — Сидельников. Владимир… Агент Кусинского лесоучастка. — Он суетливо достал свое командировочное удостоверение, протянул его инженеру.
— Понятно, агент Сидельников. Хотите купить славянский шкаф?
— Что? — не понял Володя.
— Шкаф продан. Есть никелированная кровать. С тумбочкой. — Вадим Дмитриевич направился к своей двери, держа в руке Володино удостоверение в развернутом виде. — Это я шучу, — сказал он, поворачивая ключ. — Нам шутка строить и жить помогает. Особенно в обеденный перерыв.
— Точно, — поддакнул сбитый с толку Сидельников. Но ему начинал нравиться этот веселый очкарик, который с первого взгляда показался сильно деловым и замкнутым.
В кабинете Вадим Дмитриевич присел на край своего стола и прочитал командировочное удостоверение.
— А где находится этот Кусинский участок? — спросил он тоном следователя.
— В Кусинске.
— Я понимаю, что не в штате Колорадо. Какой леспромхоз?
— Заозерский.
— Есть такая точка на карте. И что?
— Знаете, какое дело…
— Пока не знаю. И предпочел бы узнать после обеденного перерыва.
— Давайте пообедаем вместе, а заодно потолкуем, — обрадовался Володя. Возможность завести более тесное знакомство сама шла к нему в руки.
— Вербуете, агент Сидельников? — Вадим Дмитриевич часто заморгал воспаленными веками.
— Я человек прямой, без подвоха, — сказал Володя. — Вы не думайте…
— А что вам, собственно говоря, от меня надо? — вдруг серьезно и строго спросил инженер.
— Цепи нужны, — выпалил Володя. — Пильные цепи для «Дружбы».
— Наряд есть?
— В том-то и дело…
— Тогда какой же вопрос?
— Затем и приехал…
— В леспромхоз обращались?
— Обращались. Лимит, говорят, забран на год вперед.
— А я тут при чем? — развел руками Вадим Дмитриевич. И Володя вдруг окончательно понял, что инженер замкнул круг официального поиска. Но в голосе его Сидельников уловил нечто вроде: «Я-то могу, но без перчаток меня не возьмешь».
— Уж вы-то можете, — льстиво сказал он. — Сейчас для нашего участка это вопрос жизни и смерти. Стоят бригады из-за такой ерунды…
— Это не ерунда, дружище Сидельников. Это совсем не ерунда, — наставительно проговорил Вадим Дмитриевич, и вернул Володе его удостоверение. — Если бы это была ерунда — то была бы ерунда, а так — проблема. Ты же сам понимаешь, не первый день работаешь в снабжении. — Он неожиданно перешел на «ты», и Сидельников уловил в этой фамильярности тоненькую нить надежды.
