Эта сложная пантомима весь день стояла у него перед глазами, даже потом, когда он вернулся домой и устроился в своей библиотеке. Она произвела на него такое впечатление, что частично заслонила воспоминание о черных волнах, мчащихся по ночным улицам. Сохранять спокойствие Мейсону помогала неколебимая уверенность в том, что и остальные скоро узнают о наступлении моря. Когда Мейсон отправился спать, он увидел одетую Мириам, которая сидела в кресле у окна, на лице у нее застыло выражение спокойной решимости.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Жду.
— Чего?
— Море. Не волнуйся, просто не обращай на меня внимания, ложись спать. Я могу посидеть и в темноте.
— Мириам… — Мейсон устало взял ее за тонкую руку и попытался поднять с кресла. — Милая, чего ты этим добьешься?
— Разве ты не понимаешь?
Мейсон сел в изножье кровати. По какой-то причине он не только хотел защитить ее, но и сделать так, чтобы она не увидела море.
— Мириам, неужели тебе нужно объяснять? Вполне возможно, что на самом деле я его не вижу… понимаешь, в обычном смысле слова. А если я… — Мейсон начал импровизировать. — Вдруг это всего лишь галлюцинация или сон?
Мириам покачала головой и вцепилась в подлокотники кресла:
— Я так не думаю. И вообще — я хочу понять.
Мейсон лег на кровать.
— Я не уверен, что ты выбрала правильный путь…
Мириам наклонилась вперед в своем кресле:
— Ричард, ты так спокойно относишься к происходящему и говоришь о своих видениях, будто это обычная головная боль. Мне страшно. Если бы твое море внушало тебе ужас, я бы не волновалась, но…
Через полчаса он заснул, Мириам, сидя в тени, не сводила с него обеспокоенного взгляда.
Бормотали волны, далекое шипение пенных бурунов за окном вырвало Мейсона из сна, приглушенный грохот волн и плеск воды барабанным боем отдавался в ушах. Он выбрался из постели и быстро оделся, прислушиваясь к шепоту потока, устремившегося на улицу. В углу, в кресле, спала Мириам, залитая сиянием, отражающимся от белых барашков пены, тонкий лунный луч прочертил полосу у нее на шее.
Неслышно, босиком, Мейсон побежал навстречу своему видению, споткнулся о сверкающую линию прибоя, когда с гортанным ревом на него налетела очередная волна. Опустившись на колени, он почувствовал, как холодная, наполненная светом вода, кишащая тысячами живых существ, ударила ему в грудь, окатила плечи, потом ее хватка ослабла, и она поползла назад прямо в пасть идущему за ней по пятам буруну. Мокрый костюм цеплялся за тело, точно замерзший зверек. Не обращая на него внимания, Мейсон не сводил глаз с моря. В лунном свете белые дома погружались в сияющие брызги, точно дворцы призрачной Венеции или мавзолеи на далеком острове некрополей. Вода набирала силу, поднималась, промчалась еще двадцать ярдов по улице, почти добралась до дома Мейсона.
Он подождал, когда отхлынет очередная волна, и пошел по мелководью в сторону проспекта, который уходил к далекому мысу. Теперь уже вода захватила дорогу, поглотила лужайки у домов, билась о ступени лестниц.
До мыса оставалось около полумили, когда Мейсон услышал грохот и тяжкие стоны мощного потока. Задыхаясь, он прислонился к забору, и холодная пена тут же ухватилась за его ноги, пытаясь утащить за собой. На каменном парапете на вершине скалы Мейсон увидел фигуру женщины, залитую лунным сиянием, ее черное платье рвал ветер, а длинные волосы казались белыми в призрачном свете. Далеко внизу блистающие волны, словно цирковые акробаты, выделывали свои сложные кульбиты.
Мейсон бросился вперед, потерял женщину из виду, когда улица свернула и у него на пути встали дома. Постепенно поток начал терять силу, и в фонтанах брызг он мельком увидел ее белое лицо. Но тут начался отлив, и море стало отступать, поплыло между домами, лишая ночь света и жизни.
Когда последние капли растаяли на влажном асфальте, Мейсон быстро посмотрел на мыс, но окутанная сиянием женщина исчезла. Мокрая одежда высохла, пока он шел домой по пустым улицам. И вот уже ветер унес запах соленых брызг, словно ничего и не было.
На следующее утро Мейсон сказал Мириам:
— Знаешь, это и в самом деле был сон. Мне кажется, море ушло. По крайней мере, прошлой ночью я ничего не видел.
