— Вас не вычислят?
— А как нас вычислишь? Был бой, а в бою все возможно, к тому же, затонули крейсера не на мелководье, опять же там течение. 'Асаму' разворотило так, что только на металлолом, 'Чиода' не стоит потуг по ее подъему. Может когда-нибудь, чтобы обезопасить плавание, но это когда еще будет.
— Понятно. И так как время еще оставалось, то ты решил попытаться спасти 'Боярина'.
— Потому и пер не жалея ни себя, ни людей, ни машину. 'Енисея' спасти никак не успевал, а вот с крейсером хотел попробовать. Аника воин, блин. Нихрена-то у меня не выходит, вот ты, красавец, обставил по всем статьям. Но я так понимаю, Антон теперь нам точно холку намылит.
— Правильно понимаешь. Эх жаль ты не сумел снять бой.
— С чего бы это? Очень даже снял, да еще и с самого удобного ракурса, с вершины горы на Идольми.
— Не может быть!
— Еще как может.
— Да ведь это такое… Такое… Я помолчу про историческую ценность, но ты хотя бы представляешь сколько мы сможем заработать только на этом?
— Пока нет. А ты?
— И я пока нет. Но много. Очень много.
— Слушай Сергей, ведь ты не хотел во все это вмешиваться. Между тем то, что ты делаешь никак не назвать стоянием в стороне.
— Понимаешь, Семен. Есть такое слово — присяга.
— Ты ничего не напутал. Присягу-то ты давал СССР.
— Присягу я давал в первую очередь своей Родине и ее народу, а какие при этом звучали слова не суть важно, главное то, как ты это понимаешь. Так вот это все та же Россия и я ей уже однажды присягнул, присягнул не вызубрив текст присяги, а сердцем. Громко сказано, да?
— Нормально сказано, ни прибавить, ни убавить. Но вот что ты скажешь Анечке?
— А ничего не скажу, отобью телеграмму или письмо отпишу. В конце-концов, с Антоном передам о моем решении, он все одно здесь должен будет появиться. Вот пусть и отдувается любимчик наших жен.
— Ох и тяжко ему придется.
— Ничего выдержит.
— Сергей, ты бы того… Подумал хорошенько, ведь тут не шутки будут твориться.
— Я последние несколько месяцев только об этом и думаю. Не могу я по другому, понимаешь. Не могу и все тут.
Все складывалось как нельзя лучше и Петр Афанасьевич, даже старался об этом не думать, чтобы не приведи Господи не сглазить. В его доме вновь царили тишина и благолепие. Впрочем, может так все и должно было быть.
Известие о том, что его дочь безнадежно и безответно влюблена в Песчанина, он воспринял крайне негативно и был готов рвать и метать. Тем паче, когда его юная и не разумная дочь решила вдруг ухаживать за больным Песчаниным. На его взгляд это было столь же неверно сколь и непристойно. Однако ему пришлось убедиться в том, что характером дочка удалась именно в него, столь же не преклонная, своенравная и целеустремленная.
Ладно бы этот промышленник отвечал ей взаимностью, ан нет. Песчанин часто общался с Петром Афанасьевичем и надо признать, что это общение последнему было приятно. Дело обстояло вовсе не в том, что на малоизвестного офицера, вдруг обратил свое внимание такой крупный и богатый промышленник Дальнего Востока. Деньги для Науменко значили мало. Ему было приятно именно общение с этим человеком.
Так сложилось, что Петр Афанасьевич стоял у истоков развития минного дела в русском флоте, вместе с Макаровым, однако если последний был весьма разносторонней личностью и был способен управлять флотом, то Науменко прекрасно осознавал, что ему это не по силам и завидовать тут было нечему. Однако он прекрасно разбирался в минном деле и был яростным сторонником активного использования в войне на море легких сил.
И тут вдруг в лице Песчанина, самого подошедшего к нему, он получает не благодарного слушателя, а яростного сторонника его идей. Мало того этот молодой человек, будучи столь далеким от военной службы, настолько глубоко и предметно рассуждал на эту тему, что повергал Науменко в оцепенение. Не раз Петр Афанасьевич пенял, Антону Сергеевичу на его дилетантские ошибки, в рассуждениях о тактике использования эсминцев в боевых действиях, а затем когда спор уже оканчивался, он не мог успокоиться и продолжал всесторонне обдумывать прошедший разговор. А вот тут то он и впадал в оцепенение. Он запирался в кабинете и подолгу обдумывал их разговор, чертил графики, диаграммы, схемы.
