Эмма отмахнулась от всех сомнений и предостережений. Сегодня она собирается стать непристойной. Эмма приложила руку к солнечному сплетению, которое Гарри называл нутром. Нет, она не совершает ошибки. И не чувствует за собой греха. Она чувствует себя… безумной, дикой. Впервые в жизни ощущает себя самой собой.
В животе все сжималось от страха и волнения. Тело болело от желания. Наверное, эта поездка никогда не кончится.
Эмма открыла окно и высунула голову, прищурившись от струй дождя, хлеставших прямо в лицо. Они рядом с Риджент-стрит. До Ганновер-сквер рукой подать.
И все же прошла еще целая вечность, пока кеб не повернул на Ганновер-сквер и не остановился у дома номер 14. Эмма не стала сверяться со временем, просто дала кучеру полкроны сверху, потому что ей так хотелось, выпрыгнула из кеба и припустила к парадной двери дома Гарри, моля Бога, чтобы впервые в жизни не опоздать. Она схватилась за веревку колокольчика и со всей силы дернула за нее.
Внутри прозвенели куранты, через несколько секунд лакей открыл дверь.
– Да, мисс? – изумленно уставился он на нежданную гостью.
– Мне нужно повидаться с Марлоу. – Она переступила порог с таким видом, как будто каждый день ходит в гости к виконтам. – Его сиятельство дома?
Слуга окинул ее подозрительным взглядом.
– Я… я не уверен, мисс. Я проверю. Кто его спрашивает?
– Скажите ему… – Она замолчала, не зная, что в таких случаях велит этикет. Называть собственное имя ни в коем случае нельзя, псевдоним тоже. – Скажите, что к нему пришла Шехерезада.
Лакей нахмурился, явно посчитав, что девица не в своем уме, но удалился, оставив Эмму дожидаться в холле.
На противоположной стене висело зеркало, призванное отражать свет, льющийся из обрамляющих дверь окон, и Эмма подошла к нему, тихонечко посмеиваясь.
Господь вседержитель, да она настоящее пугало! Неудивительно, что лакей так на нее смотрел. Юбка, прилипла к ногам, промокшая блузка не скрывала белья. Волосы распустились, гребни исчезли, наверняка потерялись в погоне за кебом. А она и не заметила. Часть выбившихся локонов прилипла к лицу, остальные в беспорядке разметались по спине. На золотистую венецианскую мозаику пола с нее натекли целые лужи воды.
Эмма невесело усмехнулась. Не слишком соблазнительное зрелище. Любая женщина, задумавшая подобное, непременно позаботилась бы о своей внешности, прежде чем показываться на глаза мужчине, особенно если тот поклялся больше никогда не видеться с ней. Она попыталась пригладить волосы, пропуская их меж пальцев, но все без толку.
– Эмма?
Услышав его голос, она заглянула в свои глаза в зеркале. «Обратного пути кет, Эмма». Она расправила плечи и повернулась направо, к широкой лестнице.
Он стоял на нижней ступеньке, держась рукой за ажурные кованые перила. Каждый ее нерв дрогнул и застонал – она никак не ожидала застать его полураздетым. На нем были только черные брюки и алый халат, в V-образ-ном вырезе которого виднелась голая грудь. Сердце пустилось вскачь.
На его худом прекрасном лице не отражалось никаких эмоций. Ни легкой улыбки, ни озорного блеска в глазах.
– Я думал, мы договорились никогда больше не встречаться.
– Никакого договора не было. Это вы так решили. А я решила… иначе. – Она подобрала мокрую юбку и направилась к нему – Гарри, мне нужно поговорить с вами.
Он оглядел ее с ног до головы, пока она приближалась к нему.
– Боже мой, да вы промокли насквозь!
– Пришлось пробежать пять кварталов, чтобы поймать кеб. После вашего ухода я долго думала над вашими словами. Над всеми словами.
Он отвернулся, посмотрел на свою руку, судорожно сжимающуюся и разжимающуюся на черной шишечке балясины в форме ананаса. Потом перевел взгляд на нее.
– Вам не следует находиться здесь, Эмма. В доме только камердинер, лакей и я. Большинство слуг уехали в Марлоу-Парк, Остальные отправились с моей семьей в Торки.
Эмма, твердо решив распрощаться с целомудрием, хотела побыстрее покончить с этим, но не знала, как подступить к делу.
– Да, я знаю, но это очень важно. – Она покосилась на лакея. – Не могли бы мы побеседовать наедине?
Он провел ладонью по лицу.
