Собственно, такую же политику я стараюсь проводить в отношении вас, уважаемый читатель. Поэтому не ждите от меня более подробных экскурсов в структуру мироздания. Я обещал Янусу рассказать вам историю своего Откровения (без которого невозможна Интеграция), и я вам ее расскажу. Остальное — дело ваше. Я вас уверяю, сказано будет достаточно. А если возникнут новые вопросы — вы уже сейчас, наверное, догадываетесь, где меня можно найти.
Итак, я пообщался с Янусом хоть и не во плоти, но в информационном поле. (Кстати, приставка «И» означает не только «интегральный», но, в частности, и «информационный».) Получая его подсказки, я начинал их обдумывать.
Вероятность перехода из некоего начального состояния в последующие состояния действительно не может быть одинаковой. Все зависит от того, откуда ты пришел в это «начальное» состояние. То есть если я стоял, то в следующий миг, вероятнее всего, останусь стоять. Или куда-то пойду. Или решу присесть. Все эти состояния весьма вероятны. Но очень маловероятно (хотя это все же еще не отрицательная вероятность), что я вдруг с места сделаю сальто назад. Или ни с того ни с сего умру от разрыва сердца. И так далее. А в следующем вероятностном состоянии передо мной будет следующий набор вероятных вариантов. Например, если я сделаю сальто назад, то, вероятнее всего, в следующий момент, сломав себе хребет, буду лежать и тихими стонами звать на помощь. Гораздо менее вероятно, что я останусь жив здоров и сразу же выполню двойной кульбит и прыжок в шпагат. И так далее. Вот откуда берутся бороздки на поверхности апельсина. Если нарисовать кривую вероятностности переходов в различные стороны из любой точки, это будет вот такая линия:
Чем выше точка на кривой, тем больше вероятность перехода в нее из данного начального состояния. Такие кривые для соседних точек накладываются друг на друга, образуя «выпуклости». А между ними получаются «бороздки», то есть области наименее вероятных состояний.
Как я понял, деятельность И-Януса и других И-существ направлена на то чтобы сгладить все бороздки на шаре Мультиверсума. Иначе говоря, позаботиться о том, чтобы все мыслимые состояния, в том числе и маловероятные, и даже иногда невероятные, были реализованы в конкретных последовательностях линейного времени. То есть действовать вопреки естественному ходу событий. Но если бы никто этим не занимался, Мультиверсум не был бы замкнутой сферой, а значит, его не было бы вообще. Эту миссию линейные существа, как правило, не способны оценить по достоинству. Неудивительно, что агенты И-существ, как правило, подвергаются преследованиям со стороны своих современников (но это уже совсем другая история).
Выйдя на эту стадию своих размышлений, я озадачился поиском других, помимо Януса, И-существ. Поскольку в контактах с И-Янусом мне были указаны нагвали, я решил, что ими стоит заняться.
Я продолжал работать в секретном полутюремного типа научном учреждении и к тольтекской тематике ни малейшего отношения не имел. Но я занимался календарными прорицательными системами Востока и за несколько лет работы смог расширить горизонт своих исследований до такой степени, что на этом горизонте замаячила календарная магия ацтеков и майя. Добившись расширения темы (а все это силы и время… и за забором шарашки уже 1975 год), я получил доступ к литературе по тольтекским магическим системам.
Так я впервые прочитал книги Карлоса Кастанеды, ученика тольтекского нагваля. Дон Хуан, как я сразу понял, был одним из самых сильных магов нашего времени, но мне за долгие годы моей работы приходилось читать и слышать о личностях, не уступающих ему по силе. Что было в доне Хуане нового, так это его абсолютная свобода — как я ни старался, я не смог вычислить, с каким магическим сообществом был связан дон Хуан. В том, что Кастанеда вышел на дона Хуана по заданию Иллюминатов Атлантиды, у меня не было ни малейших сомнений — знаем мы эти калифорнийские университеты. Но несомненно было и то, что старый индеец перевербовал его в первую же секунду контакта. Дон Хуан был воплощением полной, тотальной свободы, он не подчинялся никому, кроме Духа, и многое в текстах наводило на мысль о том, что он свободен, или по крайней мере ищет свободы, и от ограничений пространства— времени.
