— Плохо, дядя Бен, плохо, — ответил Чарли. — Как есть плохо.
— А я иду и думаю, дай-ка загляну и навещу старикана. Я еще подумал, вот уж кому, наверно, нелегко приходится в такую погоду. — Он достал из-за ограды второй булыжник. Они разговаривали, и дядя Бен подавал камни наверх.
— Твоя матушка, поди, с ног сбилась, бедная женщина.
— Ja, еще бы. Осторожно, oomie[2], — упадет. Мне сейчас в самый бы раз подыскать работенку.
— Держи, парень. Ах, черт, чуть не выронил. А я думал, ты ездишь на дорожные работы под этой, как там она зовется — Калвинией.
— Это была временная работа, — сказал Чарли. — Один несчастный месяц. Фунт двенадцать шиллингов и шесть пенсов в неделю. Кончили — и распустили по домам.
— Ja, — вздохнул дядя Бен. — Оно везде так. Я тоже перебиваюсь случайной работой. Здесь пару шиллингов перехватишь, там пару.
Чарли укладывал на крышу булыжники, прижимая отошедшие края жести. Он сказал:
— Ты бы зашел пока в дом, навестил старика. Я уже почти кончил.
Дядя Бен с беспокойством спросил:
— А мать дома?
Чарли улыбнулся.
— Нет. Пошла достать для отца трав.
— Ну, что ж, я тогда, пожалуй, зайду.
Чарли только хмыкнул про себя. Дядя Бен взял свой сверток и, аккуратно придерживая его, скрылся за углом лачуги. Дядюшка Бен старательно избегал встреч с матерью Чарли, она была решительной противницей его чрезмерных возлияний и не уставала отчитывать его при всяком удобном случае. Дядюшка Бен доводился ей родным братом, но жил отдельно, в крохотной хижине где-то на другом краю локации. Он был не женат и жил один, пропивая большую часть того, что удавалось заработать на случайных малярных подрядах. Чарли сразу догадался, что дядюшка Бен так бережно кутал в свой комбинезон.
Он укладывал на место последний камень, когда небо все-таки прорвало и пошел дождь. Дождь хлестнул по крыше и с остервенением набросился на Чарли, заплескал по двору, высоко вскидывая брызги, повис сплошной стеной и закрыл все вокруг. Чахлые камедные деревья, приземистые смоковницы и лачуги — все слилось в одну мутную свинцово-серую тень. Чарли сполз с крыши, нащупал ногой шаткие козлы, и, оттолкнувшись, спрыгнул на землю, но зацепился об острый край жести плащом, дернул, выругался, услышав, как затрещала желтая клеенка, бросился за угол и влетел в кухню.
«Боже правый! — Чарли с трудом перевел дух в кухне. — Надеюсь, этот ливень не застиг ее посреди дороги», — подумал он о матери. Он стянул с себя дождевик. Дождь за стенами ревел и стучал, а небо висело над крышами, темно-серое, свинцовое. Вода залила во дворе все канавки и стекалась под старую шелковицу, кружа в водоворотах вокруг кольев изгороди и угловых опор дома, размывая песок, на котором они покоились, и бетонные глыбы оседали, и дом скрипел и стонал, теряя под собой опору.
Чарли стряхнул дождевик прямо на пол. В дверь протиснулся Сторож, и в одно мгновение добавил к этому всю грязь, собранную им на улице. Собака шумно отряхнулась и юркнула за печку. Непогода продолжала реветь за дверью голодным чудовищем.
Приоткрыв занавеску, из спальни, где лежал отец, показался дядюшка Бен.
— Бедняга, — сказал он, входя. — Он здорово болен, правда, Чарли. Сильно болен.
Чарли рассматривал покоробившийся картон на потолке. Он ответил:
— Еще бы. Я вот думаю: неужели мать попала в самый ливень? Ты подожди, дядя Бен, пока дождь кончится. — Потолком он вроде бы остался доволен. Ничего, здесь пока держит. Надо взглянуть, как в той комнате. Там у отца не потекло, не заметил? Я не хочу ходить туда взад-вперед.
— Вроде все в порядке, — сказал дядя Бен. Его свернутый в узел комбинезон лежал на кухонном столике, и он положил на сверток ладони, как бы в благословении.
— Слушай-ка, Чарли, малыш, — сказал он полушепотом. — Я тут прихватил с собой кое-чего. Пару бутылочек. Сладкая роса, божья слеза. Что, если мы с тобой одну быстренько раздавим, как ты считаешь?
— Можно, — усмехнулся Чарли. — Отчего же нет. Только пойдем лучше в нашу комнату. — Он подмигнул дяде Бену и засмеялся. И первым прошел в дверь. Плащ он повесил сушиться на гвоздь, но так, чтобы клеенка не касалась еще горячей печки. Дядюшка Бен последовал за ним, прихватив сверток и свою затрапезную шляпу.
