Темный не заставил себя долго ждать.
— Подслушивать нехорошо, — произнес он, как только вошел в шатер.
— Кто бы говорил о манерах, — пробурчала я, имея в виду его спасение — благодарности от мага я так и не дождалась.
По шуршанию ткани я определила, что Микарт развешивает мои одежки для просушки.
Силы экономит, а ведь мог бы просто испарить воду. Ладно…
— А что не так с манерами? — Темный присел недалеко от меня, попытался поднять меня, потянув за плечо.
Я дернулась, сбрасывая его руку.
— Я есть хочу, — буркнула, высунув нос из подушек, и снова спряталась под одеялом.
Микарт тяжело вздохнул.
Что, милый, не нравится? А с кем поведешься, у того и наберешься… Манеры ему мои не нравятся… За собой бы последил!
— Еда скоро будет готова, — откликнулся, хоть и не сразу Микарт. — Вирай.
Я не отвечала.
— Вирай, — снова позвал Темный, — что там было?
— Где? — нехотя отозвалась я.
— На озере.
— Лед был, — совершенно искренне ответила я. И ведь не соврала! Ни разу!
Маг шумно выдохнул.
— Ладно, не хочешь говорить, и не надо, — Микарт стал повышать голос. — Но и благодарности от меня тогда не получишь!
— Ах! — я задохнулась от возмущения, поднимаясь с подушек и поворачиваясь к Темному. — Да ты что?! Я не дождусь благодарности?! А за что меня благодарить? Я ведь ничего не сделала! Правда?
— Вот ты мне и скажи, есть, за что тебя благодарить, или нет, — Микарт уселся по-турецки, сцепив пальцы рук в замок.
Я от возмущения пыхтела, как самовар:
— Но ведь ты же ничего не помнишь, — уточнила я детали, — как ты сможешь проверить, говорю ли я правду? Наплету сейчас с три короба, что это я героически вытащила тебя из воды, а на самом деле окажется, что я и пальцем не пошевелила. Мне лошадок было жальче, чем тебя!
— Ты не ответила на мой вопрос, — прищурился маг.
— И не отвечу, — зло бросила я ему в лицо, — мне твоя благодарность до одного места!
— А, так значит, все же тебя следует благодарить за свое спасение? — догадался маг.
— Нет, — выплюнула я ему в лицо, и снова отвернулась.
— А кому же тогда? — не унимался Микарт. — Там более никого не было…
— А тебе-то откуда знать? Ты что, из-под воды все видел?
— Вирай, — позвал меня Темный, но я снова не ответила, — Вирай, ну, послушай! Вирай!
Меня грубо схватили за плечи и развернули лицом.
— Отпусти меня! — я попыталась выкрутиться, но огромное покрывало сковывало движения.
— Вирай, не зли меня! Рассказывай все, что видела!
— Это ты не зли меня! — оскалилась я. — Если ты не будешь раздавать призы за спасение утопающих, зачем тебе знать, что там произошло?!
— Потому что я так хочу! Я хочу знать! — Темный уже орал, восстановив слишком скоро голосовые связки.
— Вот так всегда! — не отставала я. — Тебе нужно! Ты — пуп земли! Остальные — никто!
— Не надо так, — предостерег меня Темный. — Это неправда!
— Да что ты говоришь?! Микарт, оглянись! Вокруг тебя только слуги! Ни одного друга! — пальцы мага больно впились в кожу плеч. — Мне больно, пусти!
— У меня был брат!
— Он у тебя и есть! — обрадовала я Темного.
— Нет!
— Да! Есть! Только найти надо…
Микарт зарычал и отбросил меня на подушки.
— Я-то тут при чем? — от боли и обиды покатились слезы. Я снова сжалась комочком, пряча нос в одеяло.
В шатре стало тихо. Только полешки тонко попискивали в очаге. Всхлипнув еще пару раз, я вытерла слезы и подняла взгляд. Микарт, замерев, стоял у выхода, и сверлил меня глазами.
— Это ты спасла меня? — низкий, словно набат, голос ударил в грудь.
— Я! Я спасла тебя! И теперь жалею! — сорвалась я на крик.
А Темный стоял и смотрел, как я плачу.
— Я есть хочу, — всхлипнула я, в очередной раз скрываясь под покрывалом, словно черепаха в панцирь.
Внезапно Микарт сорвался с места, в секунду оказался передо мной и порывисто обнял.
Задохнувшись от крепкий объятий, от неожиданности, от неверия в случившееся, я молча открывала и закрывала рот.
— Спасибо тебе, Вирай, — коротко произнес маг, и так же скоро, как обнимал, отстранился и направился к выходу.
— Господи, — выдохнула я, — и надо было так долго трепать нервы?
— Я не привык проявлять слабость, — отозвался Темный, стоя уже на выходе.
— Это не слабость, Микарт, а учтивость, — покачала я головой. — Еще ни разу никто не обвинил человека благодарного за свое спасение в слабохарактерности…
