Света приехала не с пустыми руками. Глаза ее лихорадочно заблестели, когда она увидела стоящую на столе в кухне бутылку водки.
— Что?
— Все плохо, — упавшим голосом сообщила я, сгребла в кучу бутылку, рюмки, закуску, вручила пульт от телевизора благоверному, но не своему, и закрыла дверь на кухню.
В нашем распоряжении было пару часов и отдельная комната.
Света слушала внимательно, не перебивая, делала записи в блокноте. Я несколько раз порывалась обновить чарки, но каждый раз отдергивала руку, вспоминая детали своих долгих приключений.
— Невероятно, — прошелестел голос терапевта. Светлане пришлось откашляться, чтобы вернуть силу голоса. Попыталась промочить горло, но чуть не выпила огненной воды.
Благо, я вовремя заметила.
— Так вот теперь возникает вопрос: к чему все это?!
Я все же схватила рюмку, но так неудачно, что она упала и разлетелась на мелкие осколки.
— Это к счастью, — вселила в меня надежду психолог.
— Ага, — тут же согласилась я, — не светит мне женский алкоголизм.
Бурча себе под нос, Светлана чертила что-то в блокноте. Я сидела мышкой, наблюдая за творческим процессом, и думала о своем.
В первую очередь меня волновал один вопрос. Какого хрена Микарт бросил меня в этот высоченный водопад?!
Почему надо было принимать решение самостоятельно? Почему не дождаться моего предложения?
И как он вообще смог такое вытворить?!
Он был слаб — я это видела. Он был одарен аналогом моего браслетика, блокирующим силу стихийной магии. Он не успел восстановить свой баланс энергий — я это знала! Тогда какого ятедамбля он сотворил нечто, убившее меня?!
А сам? Сам-то куда делся? Не допрыгнул? Перелетел?!
Стоп!
Стоп!
И ниёр вурту… и ниёр вурту…
Мое беспокойное ерзанье заметила Светлана:
— Ты чего?
— Это невозможно! — я не могла сосредоточиться, мой взгляд прыгал с предмета на предмет. — Этого не может быть…
— Ника? — врач отложила блокнот и ручку. — Ника, прошу тебя, посмотри на меня.
Спокойный и в меру строгий тон подействовали на меня лучше дозы алкоголя. Я напряглась, заставляя себя смотреть в одну точку — на лоб моей визави.
— Ты знаешь, что невозможного быть не может для тебя, — Света говорила медленно, покачивая головой, — все, что у тебя в голове — это твои решения и твои мысли.
Я начала так же медленно кивать в ответ.
— У тебя есть ответы на все вопросы, — продолжала гипнотизировать своим голосом доктор психологических наук, — и для тебя нет ничего невозможного.
Я сумела улыбнуться.
— Знаешь, Света? — я сменила угол наклона головы. — Он со мной попрощался.
— Микарт?
— Угу, — подтвердила я догадку, — он попрощался, потому что отдал жизнь за меня. Знал, что никто за нами не вернется. Или вернется, но кузнечик будет настороже. Или будет слишком поздно.
Терапевт молчала.
— Мы много говорили о доверии. Но никогда о жертвенности. Всегда требовали друг от друга благодарности за свершенные поступки. Считали свои деяния подвигами. Шли одним путем, но к разным целям. И каждый — к своей. Соревновались в эгоизме, игнорируя окружение, и постоянно перетягивали одеяло на себя.
Я погладила бровь мизинцем, провела по волоскам несколько раз.
— Но знаешь, что еще?
Светлана поджала губы и отрицательно мотнула головой.
— Сколько бы мы ни задирали носы, все равно нам пришлось приносить жертвы ради других.
Я замолчала. Света продолжала ждать концовку моих умозаключений. Но их не последовало.
С кухни доносились голоса — муж психотерапевта разговаривал с телевизором. Милая привычка, если не увлекаться процессом.
— Может, сделать кофе? — предложила я.
— Нет, я любимого попрошу — он варит лучший кофе в мире, — остановила меня моя врач, и поднялась, чтобы привести приговор в исполнение.
Я снова осталась один на один со своими соображениями.
— Как же добраться до сути?
Проведенное мной время совместно с Микартом не прошло даром. Его нежелание общаться со мной с момента первой нашей встречи и до самой большой жертвы в самом конце дорогого стоят. Кильвар — эталон рассудительности и дальновидности. В конце концов, он жертва. Пострадал…
А простит ли?
— Тебе с сахаром или без? — прозвучало над ухом.
— А?
Светлана улыбалась:
