– Что с тобой, Илья? – вдруг спросила она. – Ты меня слышишь?
– Прости. – Илья мотнул головой, отгоняя невесёлые мысли. – Слышу.
– Нет, не слышишь ты ничего. Я тебя в третий раз уже спрашиваю – когда Мишка с невестой в Москву приедет? На чьи деньги свадьбу играть будем? Ты сам останешься или нет?
– К Покрову явятся. Свадьба вся наша, они нищие совсем. Может, и останусь, я… я сам ещё не знаю. – Илья смешался под пристальным взглядом Насти. Снова тоскливо подумал: «Уйти бы скорее…»
– Может, ты торопишься? – не сводя с него глаз, произнесла Настя. – В таборе тебя ждёт кто-то? Сказал бы сразу…
– Да… тороплюсь. – Илья резко поднялся. – Меня… меня цыгане ждут, на рассвете съезжать собрались. Я пойду, Настя.
– С богом, – ровно отозвалась она, тоже поднимаясь.
– Разбуди Митьку.
– Не надо. До рассвета ещё долго, я его на извозчике утром к тебе отправлю. На какой заставе стоите?
– За Рогожской, – проговорил Илья, уже идя к двери. Надо было хотя бы попрощаться по-человечески, но он уже сам не узнавал своего голоса, и чего ради лишний раз позориться? «Вали, вали отсюда, дурак старый, вали… Нет у тебя здесь никого и не будет, трогай…» Он уже шагнул через порог, когда словно какой-то чёрт толкнул его в спину – и Илья обернулся.
Настя стояла у стола, тяжело опираясь обеими руками на его край. Шаль, упав с её плеч, лежала на полу. Илья увидел странно заострившееся, по-детски растерянное лицо, блестящие от слёз глаза, две светлые дорожки, бегущие по щекам. «Плачет, – ошеломлённо подумал он, отпуская дверь. – Почему?» Отойдя от порога, не сводя глаз с лица жены, Илья подошёл к ней вплотную, осторожно коснулся руки, судорожно сжимающей край столешницы… и сел на пол у Настиных ног.
– Настька…
– Илья…
– Настька… Настька, не молчи. Не молчи, не молчи! Я… я же понимаю всё… Прости, не должен был приходить. Не утерпел. Шесть лет ведь прошло… Дети… Невеста для Ефимки… Ты ведь знать должна была, что я её просватал, а то бы явился Мишка Хохадо, а ты ни сном ни духом… Не годится, не по-цыгански это… Да… Да и это тоже чепуха. Хочешь, чтобы ушёл, – уйду, клянусь… Да не молчи ты, ради бога!
– Тише… Детей перебудишь.
– Им-то ты что про меня говорила? – глядя в стену, спросил Илья.
– Ничего.
– Ка-ак?..
– А вот так. – Настя вдруг всхлипнула. – Не их дело отца судить. Гришка, кажется, знал что-то, но молчал. А другие… Я ведь даже раза три к тебе ездила.
– Как это? – совсем растерялся он. Потом сообразил, опустил взгляд. Хмуро буркнул:
– А на самом деле где была?
– Да у тётки Карпы в Вишере сидела. Меня там никто не знает.
Илья закрыл глаза. Снова наступила тишина, прерываемая лишь свистом ветра в трубе. Потом коротко прошуршала ткань платья: Настя села на табуретку у стола. Илья перевёл дыхание. Не поднимая головы, пробормотал:
– Уйти мне?
– Как знаешь.
– А… ты?
– Я?.. – Не то всхлип, не то усмешка. – Что я… Видишь – реву опять, как дура. Иди уж сюда, проклятье моё… Видно, не судьба мне от тебя избавиться.
Илья, не вставая с пола, потянулся к Насте. Молча уткнулся в её колени, в тёплые складки старого домашнего платья. Вот и всё. Словно не было этих лет. Долгих шести лет.
– Не могу я без тебя, Настька… Не могу – и всё. Прости меня… если получится, конечно. Я своё отбегал. Согласна ещё со мной жить – останусь. Скажешь уйти – уйду. Думай, как лучше тебе.
Она погладила его по волосам. Снова всхлипнула.
– Ну, чего ты плачешь-то?
– Не знаю. А ты сам почему дрожишь? Успокойся, встань, по полу сквозит. Давай, давай, отцепись от меня, пока пополам не разорвал. Никто не отнимет. Не дал, чёртов сын, княгиней стать…
Она вдруг разрыдалась. Илья испуганно поднял голову – и увидел, что Настя не плачет, а смеётся, торопливо вытирая ладонью бегущие по щекам слёзы.
– Ну, что глядишь? Встань, говорят тебе! Не дай бог, из детей кто проснётся, увидит… – Настя насильно заставила его подняться, сесть на табуретку и быстро вышла из комнаты.
Через минуту она вернулась, прижимая к себе бутыль зелёного стекла и два стакана. Налила вина, поставила перед Ильёй. Он выпил. Настя налила ещё, он проглотил и это. Третий стакан налил себе сам, и лишь после него унялась противная дрожь, от которой тряслось, как в ознобе, всё нутро. Сидящая рядом Настя молча отпивала вино из своего стакана, и Илья чувствовал, не поднимая глаз, её пристальный взгляд.