Она отрицательно покачала головой: не отдам. Он давно уже догадался: Ева сумасшедшая. Фонарин, видимо от большой любви, изо всех сил пытается оживить эту сломанную куклу. Даже замуж ее выдал. Ничего не получилось. Она так и не ожила, не превратилась в нормального человека. Бесполезно. Ей бы лежать в четырех стенах, бессмысленно глядя в потолок, и молчать. Коля чувствовал, что здесь таится какая-то загадка, но разгадать ее за два года, увы, не смог. Ева ему никак не помогала, и он сдался.
— Ну, хорошо, — сдался он и на этот раз. — Тебе когда-нибудь это надоест, и ты перестанешь сюда приходить… Я поеду к Фонарину, только поем по-быстрому и переоденусь. Что? Еды нет? Я позвоню и закажу пиццу. Времени нет? Там накормят? Ева, там эти… На улице… Ты не боишься? А я боюсь. Каждый день хожу и боюсь, что какой-нибудь сумасшедший воткнет мне нож в спину. Хотя бы для того, чтобы прославиться.
Он был сегодня на удивление разговорчив. Словно предчувствовал, что в недалеком будущем жизнь изменится, изменится к худшему, и спешил поделиться с человеком, которому явно был небезразличен. Иначе зачем бы ей сюда приходить после развода? Странно, почти два года прожили вместе и не поругались ни разу! Как всякая нормальная супружеская пара. Если это любовь с ее стороны, то тоже какая-то странная. Но он ей небезразличен.
— Они должны меня ревновать, — не унимался он. — К тебе. Ева? Ты разве не боишься? Похоже, ты ничего не боишься. Ладно, я готов.
Он говорил все это, снимая с себя свитер, потом джинсы, носки, трусы, потому что вспотел и хотел надеть чистое белье. Решил было пойти в душ, но она сделала отрицательный жест: опоздаем. Он подчинился. Ева курила и безразлично смотрела, как он раздевается догола. Просто лежала и смотрела. Он вдруг вспомнил, что тело у самой Евы идеальное, но вспомнил также, что пользовался им только в крайних случаях. Когда уже было все равно — или она, или резиновая надувная кукла.
— Ты не хочешь? — спросил вдруг он.
Она удивленно подняла брови: «Чего?»
— Ну, этого. — Сказать «любви» язык не повернулся, какая же это любовь?
Она подумала секунд пять, потом сделала знакомый жест рукой: медленно начала вытаскивать из пышной прически шпильки, одну за другой. Значит, не так уж все срочно. Можно и в душ заглянуть.
— Не надо, — поморщился он. — Сама же сказала: опоздаем. Ну что, поехали? Я готов.
Она так же безразлично стала втыкать шпильки обратно.
И снова он ехал в лифте в окружении собственных цитат и готовился пройти сквозь строй. Выйти из подъезда значило далеко не то же самое, что войти в него. Если вошел, значит, все в порядке, птичка в клетке. Они спокойны, потому что местоположение кумира определено. Выход же означает побег, поэтому они становятся особенно агрессивны. Куда поехал, зачем? Скоро кумир станет совсем недоступен, а вдруг именно там и произойдет все самое интересное?
— Ева…
Она поняла и легонько сжала его руку: ничего не бойся, мы вместе. И вышла из подъезда с улыбкой первой.
— Жена-а… — разочарованно выдохнула одна из поклонниц.
— Бывшая!
— А чего она тогда здесь делает?
— Она же ведущая «Музпрогноза»! Пришла на передачу пригласить! Они в Останкино едут! На запись!
— А когда это покажут?
— Прямой эфир или нет?
— Коля, когда?
Ева молча кивнула на свою машину: Коля, садись.
— А обратно? — с опаской спросил он. — Ты меня привезешь? Или мне закажут такси? Кто вообще отвечает за организацию этого мероприятия?
Бывшая жена практически не пила, и Коля очень ценил это ее качество. Всегда мог рассчитывать, что после тусовки, которые заканчиваются далеко за полночь, он без проблем доберется домой. И на этот раз Ева кивнула: все будет в порядке.
Фанатки достали заранее приготовленные коробки с компакт-дисками и его фото и кинулись к машине. Он, почти не глядя, махнул пару раз ручкой, оставил автографы, потом торопливо полез в салон. Ева предусмотрительно распахнула дверцу.
— И все-таки что за сюрприз? — спросил он, когда машина тронулась. Ответа так и не получил, стало еще тревожнее.
Но ничего, там будет Лева Шантель, а значит, все как-нибудь образуется…
