Хейфец шел по снегу в сторону чахлых деревьев. Белые стволы и ветки напоминали больных туберкулезом женщин. Его поразила скудость этой местности.
Он сбился с мысли, увидев молодого капитана, сидящего на корточках в небольшой запорошенной снегом ложбине. Капитан приподнялся, чтобы воспользоваться бумажкой. Под ним лежала дымящаяся куча.
При виде Хейфеца молодой человек выпрямился, отбросив скомканную бумажку и схватился за спущенный комбинезон.
Хейфец не мог сдержать улыбки. В конце концов, жизнь продолжается.
— Вольно, — скомандовал Хейфец. — Продолжайте выполнять свое задание, капитан.
Молодой офицер пробормотал что-то невнятное, а Хейфец повернулся к слегка покосившемуся дереву, вспомнив, зачем он пришел.
Он услышал, что кто-то произнес его имя и звание. Никуда нельзя спрятаться, даже на минуту. Хейфец обернулся, посмотрел в сторону "М-100" и увидел одного из своих сержантов без головного убора, направляющегося в сторону маленькой ротцицы. "Придется сказать им, чтобы одевали эти чертовы шлемы, когда выходят на улицу, — подумал Хейфец. — Ну, просто как дети". Хотя после боя было так естественно расслабиться, перестать заботиться о внешнем виде и позволить себе немного небрежности.
Хейфец энергично отряхнулся, затем запихнул одеревеневшую от мороза часть тела обратно в комбинезон. "Слишком долго ее не использовали по назначению", — весело подумал он.
С трудом шагая по снегу, сержант торопливо приближался к нему.
— Подполковник Хейфец, вас вызывает подполковник Рено. Он говорит, что хочет поговорить с вами лично.
Хейфец кивнул. Затем повернулся к капитану, который быстро и смущенно застегивал свой комбинезон.
— Вы знаете, в чем главная проблема американской армии? — спросил Хейфец капитана. У того было симпатичное, пышущее здоровьем лицо, которое Хейфец привык ассоциировать с типично американской неуязвимостью для интеллекта. Немного подумав, капитан застегнул матерчатый ремень и нервно произнес:
— Нет, сэр.
— Мы слишком много говорим, — сказал Хейфец. По выражению лица капитана он видел, что банальность его замечания разочаровала молодого человека, который, очевидно, ожидал услышать значительно более глубокую мысль.
— Мы слишком много говорим, — повторил Хейфец. Он мягко улыбнулся и пошел на свой пост.
Капитан Джек Стерджис не мог этому поверить. Он своими глазами видел, что Счастливчик Дейв Хейфец улыбнулся. Он сомневался, сможет ли он убедить в этом своих товарищей.
Он начал обдумывать, как именно он преподнесет эту историю, и тотчас же решил не рассказывать о том, что он делал во время их встречи. Затем он передумал и решил сказать, что они оба, как боевые товарищи, мочились у дерева. Что же точно сказал Хейфец? О главной проблеме американской армии? Довольно глупо, на самом деле. Не очень понятно. Стерджис подумал над словами Хейфеца некоторое время, стараясь найти в них какой-то скрытый смысл. "Мы слишком много говорим". Может, он имел в виду, слишком много говорим и недостаточно действуем? Или просто слишком много говорим, и все?
Да это не важно, черт возьми. Он только что говорил со Счастливчиком Дейвом Хейфецем, с человеком, который, как было всем известно, никогда не улыбался. Это был солдат от рождения и до могилы. И вдруг старый чудак улыбнулся.
Жаль, что у него не было свидетелей. Затем он вспомнил о подробностях встречи и решил, что, пожалуй, наоборот, ему повезло.
Возможно, Хейфец просто смеялся над ним.
Да нет. Старый Счастливчик Дейв, наверное, много раз видел ребят в такой ситуации. И, скорее всего, его улыбка означала, что все было хорошо, что они действительно загнали противника в угол.
Вот так. Это хорошо вписьюается в историю. Даже старый Счастливчик Дейв был очень рад. Это надо было видеть, ребята. Он улыбался. Счастливчик Дейв Хейфец, гроза всего полка, который, как все знали, никогда в жизни не испытывал ни одного человеческого чувства.
Стерджис был смущен тем, что в тот момент, когда он оправлялся, кто-то вдруг появился, и этот кто-то был не кто иной, как Счастливчик Дейв. Обдумав все, он решил, что не стоит расстраиваться. Зато у него есть история, которую он расскажет ребятам, и чувство уверенности, которое ему внушило хорошее настроение Хейфеца.
