Резкий клекот атакующего орлана пронзил тишину, как удар грома. А вслед за ним, что-то большое рухнуло сверху на моих противников и разметало их в стороны, как кегли.
Я старательно проморгался, наводя резкость, и бессильно сполз по стеночке на песок.
— Привет, красавица. Ты вовремя. Не знаю, что говорят правила Цирка насчет применения боевых птиц, но это и не важно.
Синильга, успевшая за короткую разлуку еще немного подрасти и теперь сравнявшаяся размерами со средней упитанности страусом, бросилась ко мне на грудь.
— Ох… полегче. Ты уже большая девочка. На ручки не возьму. Самому бы к кому залезть.
Орлан легонько тюкнул меня клювом в плечо: мол, ничего, терпи, казак, а то мамой будешь. Потом развернулся, заслоняя собой, растопырил крылья и снова заклекотал. И каждый, кто услышал крик Синильги, не сомневался: к ней лучше не приближаться.
Зрители безмолвствовали. А я вспомнил, как пританцовывал перед птенцом мэтр Игнациус, вопя, что это невозможно и что синие орланы давно вымерли. Так что тишина на трибунах вполне понятна.
— Куме, ты его тоже видишь? — донесся до меня первый робкий вопрос.
— Если ты, куме, о большой синей птице на арене, то да, — прозвучал не слишком уверенный ответ. — Сколько ж мы уже выпили?
— Магия? Или Торус таки подмешивает в брагу грибы?
Кум ответить не успел.
— Орлан… Синий орлан… — зашелестело со всех сторон.
Голоса становились громче, люди возбужденно переговаривались и вот уже кто-то радостно завопил:
— Орланы вернулись!
Мгновением позже этот вопль потонул в общем рев и свисте. Из-за чего Синильга снова распустила крылья и одним прыжком взвилась в небо. Но далеко не улетала, кружила над цирком, время от времени, грозным клекотом напоминая, что она здесь, все видит и друга в обиду не даст.
Да меня уже никто и не собирался обижать. Во-первых, Бык и Скала, отброшенные орланом, так и не нашли сил или желания подняться. Видимо, та атака была последней, на которую у израненных гладиаторов еще нашлось достаточно сил. Во-вторых, наплевав на правила, с одной стороны ко мне бежал Мэтью, и навершие посоха в его руках опасно горело багровым пламенем, а с другой, размахивая руками, как ветряная мельница, на манеж выскочил распорядитель игр, давая понять, что поединок закончен. Горн тут же проревел трижды, но за общим шумом, его вряд ли кто расслышал.
