– Дети, – сказал папа, – познакомьтесь, это мистер Л. Т. Моррисон.
Каждый чуть слышно произнес свое приветствие великану, и вместе мы двинулись по дороге к дому. На полпути нас встретили мама и бабушка. Когда папа увидел маму, его квадратное с высокими скулами лицо осветилось широкой улыбкой, взрыв чувств заставил его подхватить маму на руки и покачать, прежде чем поставить обратно на землю и поцеловать.
– Что-нибудь случилось, Дэвид?
Папа рассмеялся.
– Ох уж эти женщины! Разве только неприятности могут заставить меня вернуться домой, чтобы повидать вас?
– Ты получил мое письмо?
Папа кивнул. Потом обнял и поцеловал бабушку и только тогда представил им обеим мистера Моррисона.
Мы двинулись к дому и по длинному склону зеленой лужайки дошли до крыльца, которое вело в комнату мамы и папы, служившую также ареной жизни для всей семьи. Мама пригласила мистера Моррисона в кресло дедушки Логана – дубовую качалку, мастерски сделанную его собственными руками и устланную подушками. Но мистер Моррисон сел не сразу. Сначала он, стоя, внимательно осмотрел всю комнату.
Это была теплая уютная комната с изобилием дверей, дерева и семейных портретов. Из нее был выход на переднее крыльцо, на кухню и в две другие спальни. Стены ее покрывал полированный дуб, на стенах висели огромные фотопортреты дедушки, бабушки, а также папы и дяди Хэммера, когда они были детьми, папиных двух старших братьев, которые уже умерли, и фотографии маминой семьи. Мебель, сделанная самим дедушкой Логаном, сочетала орех и дуб: ореховая кровать с резным изголовьем, устремленным вверх до середины высокой стены, громоздкий платяной шкаф с зеркалом до полу, большое бюро, раньше служившее дедушке, а теперь маме, и, наконец, четыре дубовых стула, два из них – качалки, которые дедушка сделал в подарок бабушке к их свадьбе.
Окинув все это взглядом, мистер Моррисон одобрительно кивнул и сел напротив папы перед потухшим очагом. Я и братья придвинули стулья с прямыми спинками поближе к папе, а бабушка спросила:
– Сколько ты пробудешь дома, сын?
Папа внимательно поглядел на нее через всю комнату и ответил как ни в чем не бывало:
– До вечера в воскресенье.
– Воскресенья? – воскликнула мама. – Но сегодня уже суббота!
– Я знаю, детка, – сказал папа, беря ее за руку, – но я могу сесть на ночной поезд из Виксберга и тогда как раз успею на работу утром в понедельник.
Кристофер-Джон, Малыш и я громко заскулили, заставив папу посмотреть на нас.
– Ну, папа, – попросила я, – а подольше ты не можешь остаться? В прошлый раз, когда ты приезжал, ты оставался дома целую неделю.
Папа ласково подергал меня за одну из множества тонких косичек.
– Мне самому жалко, Кэсси, голубка, но если я останусь подольше, я могу потерять работу.
– Но, папа…
– Послушайте, все послушайте меня! – Папа перевел взгляд с меня на мальчиков, потом на маму и на Ба. – Я вернулся домой, чтобы проводить мистера Моррисона. Он поживет у нас какое-то время, понимаете?
Если ма с бабушкой и удивились тому, что сказал папа, они ничем не выказали этого, но мы с мальчиками обменялись выразительными взглядами, потом перевели глаза на великана.
– Мистер Моррисон недавно потерял работу на железной дороге, – продолжал папа, – и не сумел пока найти новую. Я спросил его, не хочет ли он поработать у нас помощником, и он согласился. Я объяснил ему, что много мы ему предложить не сможем – еду, крышу над головой да несколько долларов жалованья, когда я вернусь к зиме домой.
Мама обернулась к мистеру Моррисону, какое-то мгновение изучала его и сказала:
– Добро пожаловать, мистер Моррисон, в наш скромный дом.
– Миссис Логан, – сказал мистер Моррисон низким, мягким голосом, подобным глухому раскату грома, – я думаю, мне следует признаться вам, что меня уволили с работы. Уволили за схватку кое с кем…
Кое-кому от меня здорово досталось.
Мама заглянула в серьезные глаза мистера Моррисона:
– А кто был виноват?
Мистер Моррисон не отвел глаз:
– На мой взгляд, они.
– Вы их застрелили?
– Нет, мэм, – ответил мистер Моррисон. – Это были белые.
Мама кивнула и встала.
– Спасибо, мистер Моррисон, что сказали мне правду. Вам повезло, могло быть и хуже. Мы очень рады вам… особенно теперь.
