К запаху дыма примешался характерный запах горелой картофельной кожуры. Борис выгреб из костра обуглившиеся кругляши, и, перебрасывая их с руки на руку, обжигая губы, они занялись сказочным пиршеством. На такой случай у Бориса припасено все, как у хорошей хозяйки или как у хозяйственного холостяка. В маленьком чемоданчике, постоянном их спутнике, и соль, и перец, и сало, и хлеб. Даже НЗ — несколько банок консервов, которые ездят с ними так давно, что уже не вспомнишь, какие они. Этикетки отклеились и потерялись, а значение таинственных букв и цифр, выбитых на крышке, мало кому понятно.
Дина Платоновна всегда предосудительно относилась к холостякам, особенно к хозяйственным. Неприспособленный мужчина, казалось ей, больше ценит женскую заботу, больше дорожит ею. А вот сноровистые, все умеющие внушали ей опасение. Сложился у человека свой быт — и тут уж обычной заботой его не подкупишь. Такие требуют не хозяйственных услуг, а полной отдачи тебя самой, со всеми твоими стремлениями и помыслами.
Борис тоже не являлся исключением. Ему нужна была не хозяйка в доме, а любимая, не домработница, а друг. Он был предан безраздельно и ни о каком другом духовном общении не помышлял. А ей… Ей становилось страшновато, когда она представляла себя погруженной в семейную крутоверть, стиснутой семейными узами. У нее с мужем было по-иному — никто не стеснял свободы другого. И она, и Кирилл, помимо общего круга друзей, имели своих личных друзей, общение с которыми поддерживалось одной стороной и могло игнорироваться другой. Что поделаешь! Своих симпатий не навяжешь, привязанностей — тем более. И они с Кириллом всеми силами держались за это ощущение свободы и дорожили ею.
Поворошив костер, Борис извлек сильно запеченную картофелину, очистил ее, надев на прутик, протянул Дине.
— Последняя.
— Какой запах! Уютный, добрый. Но отказываюсь наотрез.
— Бережешь фигуру?
— А почему бы и нет?
Он с удовольствием задержал взгляд на ее красивых плечах, перевел его на грудь, на бедра, на крепкие ноги, поцеловал в уголок рта.
— Тебе полнота не угрожает. Ты от нее застрахована.
— Потому и застрахована, что берегусь. А вот от молочка холодненького не отказалась бы.
Рудаев развел руками.
— К сожалению, в моем продмаге… Впрочем…
Он собрал с клеенки все, что еще могло им понадобиться, в чемоданчик, свернул тент.
— Ты что задумал, сумасшедший?
— Разве могу я не выполнить желание моей королевы…
И они опять мчатся по степи, и опять упругий ветер проникает под одежду, прогуливается по спинам.
Поселок. Выбрали приглянувшийся домик, зашли во двор. На скрип калитки выглянула хозяйка. Обнюхивая незнакомцев, заигрывающе замахал хвостом вежливый пес.
— Нам бы молочка. Похолоднее. Из погреба, — с непосредственностью старого знакомого попросил Рудаев.
— Очень холодного не найдется, — засмущалась хозяйка. — Погреб у нас давнишний, еще с того времени, когда холодухой молочко достуживали. Но освежиться — освежитесь.
— Что такое холодуха? — заинтересовалась Дина Платоновна, когда женщина ушла в дом.
— Обычная жаба. Их раньше клали в кувшины для охлаждения молока.
— Первый раз слышу о таком необычном рефрижераторном устройстве.
Вернулась хозяйка, поставила на стол под вишней большой, литра на три, кувшин и две эмалированные кружки, предложила присесть на лавочку.
— Вы тутошние, из Приморска, чи откуда из других мест? — спросила.
Рудаев показал рукой в сторону города.
— А работаете где?
— На металлургическом.
— Ну и коптилка у вас, прямо скажу, — сразу посуровела женщина. — Сами не дышите и другим не даете. От дыма не знаем, куда деться. Зимой снег белым бывает, только когда упадет, а потом как ржой покрывается. Думаете вы там что или так завсегда будет?
— Думаем, да пока ничего не выходит.
Дина Платоновна с жадностью набросилась на молоко. Опорожнила одну кружку, подлила еще. Взглянула на Бориса — его глаза пристыженно смотрели в сторону.
— Боря, пей. Не будем задерживать человека.
Но хозяйка как раз была рада случаю поговорить. Присев к столу, она принялась рассказывать о себе, о муже, с которым вот уже сколько лет страсть как мается: он у нее рыбак-любитель, все свободное время пропадает на море, а дома гвоздя не забьет, — о соседях, что за плетнем, — для колхоза больные, а на базаре в городе трехпудовые мешки целыми днями ворочают, и свое, и чужое сбывают.
