— Значит, вы — господин Дзицуноскэ, сын Накагава? Действительно, человек, который убил вашего отца и скрылся, — это я, Рёкай. — Старый монах говорил так, как будто был рад встрече с сыном своего хозяина и не чувствовал себя преступником, которому грозит отмщение.
Дзицуноскэ же подумал, что старик хочет обвести его вокруг пальца.
— Десять трудных лет искал я тебя, убийцу моего отца, чтобы снести голову с твоих плеч! Наконец мы встретились. Теперь, как и положено, честно сразимся, — сказал Дзицуноскэ.
Итикуро ничем не проявил беспокойства. „Конечно, жаль умирать, не увидев законченным дело всей жизни, — думал он. — Ждать конца работ остается меньше года. Но час возмездия пришел…“ Итикуро готов был умереть.
— Уважаемый Дзицуноскэ! Убейте меня. Вам, вероятно, довелось слышать о том, что подлый Рёкай, дабы замолить грехи свои, стал прорубать туннель в скале. Я этому отдал девятнадцать лет жизни, осталось доделать только десятую часть работы. Пусть я умру, другие скоро завершат ее… Быть убитым вашей рукой и принесенным в жертву ради успешного завершения туннеля[17] — вот все, чего я хочу, — сказал Итикуро, мигая невидящими глазами.
Молодой самурай чувствовал, что ненависть безвозвратно покидает его. Монах же, тело и душу которого терзало раскаяние, готов был распроститься с жизнью в тот самый момент, когда Дзицуноскэ назвал себя, но самурая обуревали сомнения: месть ли это — отнять жизнь у старика, наполовину мертвого? Однако, не совершив мести, просто так закончить многолетние скитания и вернуться в Эдо — в этом нет никакого смысла. Мало того, придется оставить и мысли о восстановлении чести своего рода. Дзицуноскэ подумал о том, что жизнь этого человека все равно надо оборвать — если не из мести, то из расчета. Но убить человека из трезвого расчета, не чувствуя к нему горячей ненависти, — это отвратительно! Надо воскресить в себе злобу к этому безответному противнику и убить его…
Но тут, почуяв недоброе, из пещеры выбежали несколько каменотесов. Загородив собой старого монаха, они стали упрекать Дзицуноскэ:
— Чего вы хотите от него?
На лицах рабочих была ясно выражена решимость отстоять жизнь Итикуро.
— Есть причины, побуждающие меня отнять у него жизнь! Наконец-то я нашел его, и сегодня осуществится мое заветное желание. Лучше не мешайте мне! Я не посмотрю на то, что вы — посторонние люди, — сурово сказал Дзицуноскэ.
Подошло еще несколько рабочих, собрались прохожие. Они окружили Дзицуноскэ, не давая ему прикоснуться к Итикуро.
— Убивать или не убивать — так можно говорить о человеке этого мира. Вы сами видите — господин Рёкай облачен в монашеские одежды, он принял постриг. Мы, жители семи деревень долины Ямакуни, с почтением взираем на него как на вернувшегося в наш мир бодисатву! — горячо говорили люди. Некоторые заявляли даже, что убить старца — желание кощунственное и неосуществимое.
При виде того, как защищают монаха, ярость охватила Дзицуноскэ. Самолюбие самурая не позволяло ему уйти так просто.
— Даже принятие монашеского сана не может снять такого тяжкого преступления, как убийство господина! Я не пощажу никого, кто помешает мне отомстить за убитого отца! — С этими славами Дзицуноскэ вытащил из ножен меч.
Все вокруг тоже приготовились к бою. Но в это время послышался хриплый голос Итикуро:
— Люди! Усмирите страсти! Я хорошо знаю, что должен быть убит. И ход через скалу я рубил ради искупления своих грехов. Мое последнее желание сейчас: чтобы это полуживое тело умерло от руки того, кто чтит память отца. Вам не надо препятствовать…
Сказав это, Итикуро, выбиваясь из последних сил, пополз к Дзицуноскэ.
Крестьяне не раз убеждались в упорстве Итикуро и понимали, что бесполезно мешать этому человеку. Но в этот момент из толпы вышел старший каменотес. Он остановился перед Дзицуноскэ и сказал:
— Досточтимый самурай! Вы, вероятно, изволите знать, что почтенный Рёкай почти двадцать лет пробивал сквозь эту скалу ход и для исполнения своей великой клятвы не жалел ни живота, ни души. Как бы велик ни был его грех, но, наверное, невыразимо досадно ему не увидеть свою клятву исполненной до конца. Все собравшиеся здесь просят вас: доверьте нам жизнь почтенного Рёкая хоть ненадолго — пока не закончим рубить туннель. Как только пройдем туннель до конца, поступайте с ним по вашему усмотрению.
