А Костя между тем думал: знаем этих родителей и директоров. Все врет. А очень недурна. Груди, как два поросеночка, узкие бедра. Видно, не дура выпить. Закажем, пожалуй, пива.
-- Ну, а потом повезло, я разбогател чрезвычайно. Я имел в Берлине четыре дома. Но человек, которому я верил, мой друг, мой компаньон, обманул меня... тяжело вспоминать. Я разорился, но духом не пал, и теперь опять, слава Богу, несмотря на кризис... Вот кстати я вам кое-что покажу, сударыня...
В чемодане с роскошными ярлыками находились (среди прочих продажных предметов) образцы моднейших дамских зеркалец (для сумок). Зеркальце не круглое и не четырехугольное, а фантази,-в виде, скажем, цветка, бабочки, сердца. Принесли пиво. Она рассматривала зеркальца и гляделась в них; по стенкам стреляли световые зайчики. Пиво она выпила залпом, как солдат, и стерла пену с оранжевых губ тыльной стороной руки. Костенька любовно уложил образцы в чемодан и поставил его обратно на полку. Ну, что ж,-- приступим.
-- Знаете,-- я на вас смотрю, и все мне сдается, что мы уже встречались когда-то. Вы до смешного похожи на одну даму,-она умерла от чахотки,-- из-за которой я чуть не застрелился. Да, мы, русские, сентиментальные чудаки, но поверьте, мы умеем любить со страстью Распутина и с наивностью ребенка. Вы одиноки, и я одинок. Вы свободны, и я свободен. Кто же может нам запретить провести вдвоем в укромном месте несколько приятных часов?
Она соблазнительно молчала. Он сел рядом с ней. Усмехаясь и тараща глаза, хлопая коленками и потирая ладони, он глядел на ее профиль.
-- Вы куда едете? -- спросила ока. Костенька сказал.
-- А я вылезаю в...
Она назвала город, известный своим сырным производством.
-- Ну, что ж,-- я с вами, а завтра поеду дальше. Не смею ничего утверждать, сударыня, но у меня есть все основания думать, что ни вы, ни я не пожалеем...
Улыбка, бровь.
-- Вы даже еще не знаете, как меня звать.
-- Ах, не надо, не надо... Зачем нам имена?
-- Все-таки,-- сказала она и протянула ломкую визитную карточку. Зонья Бергман.
-- А я просто Костя,-- Костя и никаких. Так и зовите меня,-- ладно?
Прелестная женщина. Нервная, гибкая, интересная женщина. Приедем через полчаса. Да здравствует жизнь, счастье, полнокровие! Долгая ночь обоюдоострых наслаждений! Полный ассортимент ласк! Влюбленный Геркулес!
Вернулся из вагона-ресторана пассажир, прозванный нами нелюдимом, и пришлось прервать ухаживание. Она вынула несколько любительских снимков и стала показывать: вот это моя подруга, а это очень милый мальчик,-- его брат служит на радиостанции. Вот тут я отвратительно вышла. Это моя нога. А тут узнаете? -- я надела котелок и очки. Правда, забавно?
Подъезжаем. Подушечка была возвращена с благодарностью. Костя выпустил из нее воздух и уложил ее. Поезд начал тормозить.
-- Ну, до свидания,-- сказала дама.
Энергично и весело он вынес оба чемодана,-- - ее маленький, фибровый, и свой благородный. Вокзал был насквозь пробит тремя пыльными солнечными лучами. Задремавший нелюдим и забытый букет незабудок поехали дальше.
-- Вы сумасшедший,-- сказала она со смехом.
Свой чемодан он сдал на хранение, но предварительно извлек оттуда плоские ночные туфли. Перед вокзалом стоял всего один таксомотор.
-- Куда же? В ресторан? -- спросила дама.
-- Мы устроим ужин у вас,-- нетерпеливо сказал Костя.-Получится гораздо уютнее. Мы сейчас поедем, Так лучше. Я думаю, он разменяет пятьдесят марок? -- У меня все крупные. Нет, впрочем, есть мелочь. Адрес, скажите адрес.
В автомобиле пахло керосином. Не будем портить себе удовольствие поверхностными прикосновениями. Скоро ли? Какой тихий город. Скоро ли? Становится невтерпеж. Эту фирму я знаю. Кажется, приехали.
Остановились у старого черного с зелеными ставнями дома. На четвертой площадке она остановилась и сказала: "А что, если ко мне нельзя? Откуда вы знаете, что я вас к себе впущу? Что это у вас на губе?"
-- Лихорадка,-- сказал Костя,-- лихорадка. Ну же, отпирайте дверь. Забудем все на свете. Скорей. Отпирайте.
Вошли. Передняя с большим шкапом, кухня и маленькая спальня.
