Габриела наградила гостя сердитой, если не оскорбленной улыбкой:
— Говорю вам, это уже не моя забота.
— Вас кто-то запугал.
— Не будьте глупцом. Меня отпугивает запах этой истории. Преступник — а если уж нам очевидно, кто он, то и любой другой сообразит при желании, — так вот, преступник исхитрился, приложив уйму организаторских усилий, а следовательно, и немалое количество денег, совершить целых три громких убийства, при расследовании которых полицейские силы Европы сбились с ног и ровным счетом ничего не обнаружили. Как бы дико ни прозвучали мои слова, никакой реальной связи между злополучными событиями, кроме той, что бросается в глаза, установить нельзя. Отталкиваясь от вышеупомянутых событий, в частности от гибели Сарпедона, мы можем проследить кое-какие подробности вроде наемного вертолета. Однако после начинаются неувязки, ошибки, странности. Экстраполируясь от злоумышленника все далее, мы упираемся в противоположную сторону все той же пространственно-временной прорехи. Остается только перемахнуть через пропасть, с одного берега на другой.
— И что, это так сложно?
— Продолжайте.
— Ну, не знаю. Покопайтесь в дерьме Этторе.
— С превеликим удовольствием. Надеюсь, вы захватили с собой пару кило?
Патруль похлопал по воображаемым карманам слаксов и майки:
— Надо же, как это я вышел из дому без…
— Международные визиты всегда были затруднительны, особенно в ту эру, когда сверхмощные лидеры избирались на основании старческой дряхлости. В стране, где устраивали состязания, строили целые дворцы с роскошными унитазами чеканного золота, с инкрустацией из бриллиантов, так и манящие заезжую Звезду расслабиться. В качестве ответной меры личная охрана стала предупреждать мирового лидера, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не вздумал во время незапланированного посещения местных удобств оставить на очке хотя бы каплю испражнений, если не желает, чтобы она угодила в научную лабораторию, в результате чего доскональный отчет обо всех болезнях спортсмена уже на следующий день сделался бы достоянием всеобщей гласности.
— Я могу попробовать, — вызвался Патруль: — В канализациях я дока. Должен же быть у дома Этторе люк.
— Бариса круглосуточно охраняют полицейские. — Сеньора Гомелес покачала головой, словно говорила с неугомонным ребенком. — Во избежание заказного убийства. Того, кто рискнет ковыряться поблизости в сточной канаве, уложат на месте. Не просто пристрелят, а изрешетят. Не советую пытаться.
— А копы из охраны, почему бы им самим?..
— Это противозаконно.
— Черт, я не имею в виду официально. Но если узнать наверняка, что за дрянь он принимает, полиция изобрела бы легальный способ…
Габриела насмешливо повела плечом: дескать, телохранители для гонщика отбирались явно не за их пристрастие к отвлеченному понятию «правосудия», а скорее за умение метко стрелять.
— В честности вам не откажешь, — вздохнул Азафран. — Добавите еще что-нибудь?
Собеседница опять пожала плечами.
— Только одно, — взмолился спортсмен.
— Ну? — Инспектор посмотрела на него, ожидая четко сформулированного вопроса.
— В смысле, скажите мне только одну вещь. Большую такую и важную, полезную вещь, которая на данный миг сокрыта от моего разума.
— Синкретичный значит «всякая всячина, сваленная в одну кучу».
Габриела поднялась и протянула руку для прощания. Ее рубашка распахнулась, как у мужчины. Патруль не стал притворяться, что не пялится. Он даже указал подбородком в сторону открывшейся груди:
— Э-э-э… Остается лишь сожалеть…
— Как-нибудь в другой раз.
И вот невдалеке показался Этторе Барис; катил он на средней скорости, ровно, плавно, как вода в ручье, стремительно, однако без напряжения. У него было все, чем обладал Акил Саенц, и вдобавок еще нечто.
Азафран поставил ногу на педаль, запрыгнул в седло, поймал другую педаль и разогнался вслед за первым на текущий момент номером в мире, размышляя об этом «нечто». О непомерном источнике силы, которая вырывается наружу крайне редко, зато позволяет Барису останавливаться у дороги для молитвы — и все-таки побеждать, в то время когда Саенц лезет из кожи вон, а приходит вторым.
