Такие таланты обычно обходятся даже без лжи: их легко воодушевить и затем использовать для любых целей, причем на проверку этих целей у них не хватает либо образования, либо ума, либо чувства ответственности. У Вас ведь тоже есть талант, но его явно недостаточно, - он не может удержать Вас от того, чтобы принимать аплодисменты, которыми Вас награждают кровавые палачи, сидящие перед Вами в первых рядах партера.
Вот почему наш друг Отто пришел к выводу, что настоящее искусство актера требует большего, чем талант. Он даже пошел так далеко, что заявил: только абсолютное изменение имущественных отношений, окончательная ликвидация возможности эксплуатировать людей, полное устранение тунеядцев, наживающихся на чужом труде, разрушение угнетающего государственного аппарата может привести к такому состоянию народной жизни, когда станет возможным то высокое актерское искусство, о котором он мечтал, то есть чистое, правдивое, полезное актерское искусство. Мысль эту он додумал до конца. Он до малейших деталей предусмотрел такой переворот и, в частности, ту роль, которую он мог сыграть в нем в качестве актера. Задача заключалась в том, чтобы подвигнуть и актера на борьбу против общественного порядка, который своим экономическим давлением вынуждает актера быть прислужником господствующего класса, шутом нескольких тунеядцев.
Занятый этой мыслью, он не гнушался любой, даже самой незаметной работы, которая могла бы принести людям помощь, и выполнял ее добросовестнейшим образом. Он заботился о материальном положении своих собратьев и занимался даже вопросами повседневной практики, - например, трудоустройством. Для него "бороться" означало: внести свой вклад в великое дело человечества, сбитого с пути, беспризорного или постоянно обманываемого. Решение, которое он принял относительно себя, не было мимолетным. Он считал его безусловно окончательным. Наступило время, когда для борьбы против эксплуатации и угнетения потребовалось большое мужество, и он продолжал бороться до тех пор, пока не оказался в больнице - со страшными ранами.
Об этом человеке мы и просим Вас побеспокоиться.
У Вас ведь теперь времени много. Едва ли Вам придется решать какие-нибудь сложные задачи. То, что Вам надо будет представлять на сцене, вряд ли стоит доброго слова, - какая-нибудь напыщенная, скверно состряпанная дешевка. Более ранние пьесы, созданные в период восхождения буржуазии, Вам придется разыгрывать кое-как и уж наверняка технически устарелыми методами. Вам останется одна только забота: как бы выгоднее продать остатки Вашей мимики. Однако мы отнюдь не думаем, будто позади у нас - эпоха расцвета искусства!
Бушующая повсюду эксплуатация, постоянное угнетение широких народных масс, насильственное превращение искусства и образования, способностей и знаний всякого рода в товар - все это растлевало, губило всю общественную жизнь, а вместе с нею театр. И все же театр в лице его лучших представителей принадлежал к тем техническим средствам, которые помогали борьбе против могущественной силы, сковывающей человечество и именуемой частной собственностью. Театр и в самом деле был близок к тому, чтобы, соревнуясь с некоторыми науками и политическими движениями, в союзе с ними выступить против господствующего общественного порядка. Он старался дать истинные, не фальсифицированные картины жизни, такие картины, которые позволили бы найти решение для различных проблем.
Импрессионизм начала века, экспрессионизм двадцатых годов были преодолены. Первый, который был расплывчатым натурализмом, показал неотвратимую зависимость человека от среды, при этом он, однако, представлял все общественные установления, как порождение законов природы. Второй, который был столь же расплывчатым идеалистическим течением, провозгласил освобождение человека и не осуществил его.
Война оказалась для искусства великим переломом. Человек, терзаемый страшной мукой, закричал. Истязаемый взошел на кафедру. Изуродованный стал произносить проповедь. Судорожная позиция самозащиты - при полном непонимании причин и целей испытываемых людьми страданий - породила в театре драматургию, напоминавшую трагедию рока. Художники возлагали все надежды на истерзанного человека, который "добр".
