Хрустальный шар - страница 13
– Los, Кшиштоф, los, Теось, los, schnell![34]
Стефан решил спросить их про парикмахерскую и подошел поближе. Мальчики замолчали.
– Что ты делаешь, мальчик? – спросил Стефан, несколько смущенный испытывающим взглядом самого младшего.
Мальчик заговорщицки подмигнул блондинчику, который медленно вставал.
– Во что вы играете? – попытал счастья Стефан у среднего.
Тот минуту таращил на него глаза, потом вдруг скосил их, выпучил губы, выворачивая их в левую сторону, и что есть силы сжал нос пальцами – это называлось «делать еврея».
– Сопляк! – гневно заорал Стефан.
Тогда старший зашипел в его сторону:
– Кыш!
– Кыш! Кыш! – эхом отозвались мальцы.
Стефан, уже порядком разозлившийся, попытался схватить блондинчика, но тот ускользнул от него, а другие по-прежнему кричали:
– Кыш! Кыш! Кыш!
– Куда девал повязку? – тонюсеньким, нарочито писклявым голосом закричал самый маленький.
Стефан только теперь понял, что они имеют в виду. Он онемел, у него на лбу выступил пот.
– Черт бы вас побрал!
Он пошел к воротам, слыша шум приближающегося мотора. Немецкий грузовик с фургоном разворачивался, на улице ему не хватало места, и он въехал в пролом в заборе. Меж деревянных столбов показался его серо-зеленый передок.
За спиной Стефана поднялся дикий галдеж:
– Жи-и-ид! Еврей! Юдэ! Юдэ убегает! Юдэ-э-э!
С подножки на землю спрыгнул шуцман, высокий, загорелый до бронзы, и, широко расставив руки, загородил ему дорогу.
– Ausweis![35]
– Юдэ! Юдэ! Юдэ! – плясали и подпрыгивали во дворе мальцы, впавшие в настоящее исступление. Из гаража медленно выходили работяги и смотрели на них из-под руки. Полицейский проверил бумаги Стефана, пронзил его холодным взглядом и скривил губы в иронической усмешке:
– Тши-нетц-кий! Ha, ha, einen schönen Namen hast du dir ausgesucht![36]
– Wa… Was?[37]
– So sieht ein Arzt aus? Du jüdischer Hund![38]
Стефан схватился за щеку: немец ударил его по лицу.
Толком не соображая, что происходит, он пытался сопротивляться и кричал:
– Sie haben kein Recht!.. Ich bin Arier… meine Papiere!![39]
– Hier sind deine Papiere[40], – флегматично сказал немец и засунул аусвайс во внутренний карман мундира.
– Du bist kein Jude, was? Sehr schön[41].
В кузове его принял другой полицейский и впихнул в толпу плотно сбившихся людей.
Машина выехала на улицу. Тощий шарфюрер СС подошел сзади и спросил:
– Wievel haben wir jetzt?[42]
– Zwoundvierzig Leute[43].
– Figuren, – поправил эсэсовец. – So… na, genug. Wir fahren «nach Hause»[44].
Когда машина тронулась, с противоположной стороны подъехал грузовой «фиат»: это Марцинов и Вильк возвращались из гетто.
В Стефане все бурлило, несколько раз он пробовал говорить, защищаться, и его ударили прикладом в грудь. Машина подпрыгивала на выбоинах. На Ткацкой остановились перед большим, с двумя фасадами зданием с надписью «Schutzpolizei». Стефана грубо вытолкнули из кузова, он спрыгнул на землю и вместе со всеми побежал по центру двойной шеренги полицейских. В последнюю минуту бросил взгляд в сторону: увидел улицу, каменный, освещенный солнцем тротуар, деревья и прохожих, шедших прогулочным шагом.
– Боже мой! – крикнул он и получил удар в лицо.
Было начало пятого, когда он оказался в толпе, заполняющей двор полицейского управления. Вокруг себя он видел море колышущихся голов и пылающих глаз. В воздухе стоял плач и крики детей. Через ворота неустанно проходили все новые евреи. Они закрывали головы от ударов и бешено толкались, чтобы спрятаться в толпе, в массе, которая обещала минутное убежище.
Площадку окружали кордоны еврейских милиционеров в фантастически скроенных псевдоанглийских жакетах из разноцветных тканей. Время от времени раздавалась команда по-немецки, и тогда милиционеры начинали теснить толпу. Задние ряды евреев сидели на вытоптанной траве. Над площадкой висел неустанный плач, иногда усиливающийся до глухого протяжного крика. Милиционеры пытались прорваться к его источнику, но безуспешно, поэтому они колотили деревянными палками тех, кого могли достать. За забором постоянно мотались шуцманы. Несмотря на это, несколько подростков все-таки пробрались к щелям между досками, предлагая людям яд в небольших конвертах. Цена одной дозы цианистого калия доходила до пятисот злотых. Но евреи были недоверчивы: в конвертах по большей части находился толченый кирпич.
