Спектральный анализ колонны оказался делом особенно неблагодарным. Хронолит пропускал и рассеивал свет в сине-зеленой части видимого спектра и, по непонятным причинам, при определенной длине и частоте волны инфракрасного и ультрафиолетового излучения. На других частотах он либо абсолютно все отражал – отражал до невозможности – либо все поглощал. Общий баланс на выходе, по подсчетам, равнялся нулю, но никто и в этом не был уверен, и даже такая гипотетическая симметрия не поддавалась простому объяснению. Потом статья предлагала еще ряд пустых рассуждений о совершенно новом состоянии вещества, что было не столько объяснением, сколько признанием невежества, сформулированным так, чтобы не нарушить бесперебойное финансирование исследований.
Домыслы о легенде, выбитой на Хронолите, звучали еще вульгарнее и бессодержательнее. Возможно ли «путешествие во времени» на самом деле? Большинство авторитетов отклонили это предположение. Тогда, вероятно, эта надпись – простая хитрость, уловка, чтобы ввести в заблуждение. Даже название «Куан» не давало никакой информации. Если это имя, то оно могло быть китайским, но более вероятно – голландским; это слово также встречалось в финском и японском языках; существовало даже племя коренных перуанцев под названием Хуни Куан, хотя их едва ли можно было привлечь к ответственности.
Другой вариант – что какой-то азиатский военачальник всего лишь через двадцать лет тому вперед возведет памятник своей маленькой победе и перенесет его в недавнее прошлое – звучал совсем уж нелепо, чтобы оказаться правдой. (Сейчас это может показаться недальновидным, но нужно учитывать, что научному сообществу пришлось проглотить множество совершенно вздорных гипотез о камне Куана, и вполне понятно, что оно отказывалось принимать самую невероятную из них. Тогда люди употребляли слово «невозможно» гораздо чаще.)
К такому консенсусу пришел мир к осени 2021 года.
Местную газету я купил с более практичной целью – искал объявления об аренде жилья поближе к кольцу пригородных консорциумов, занимавшихся цифровым проектированием. Нашлось несколько подходящих вариантов, и в среду я снял квартирку с одной спальней в доме без лифта, к западу от аграрного анклава Городов-близнецов[6]. Мебели в комнате не было. Я купил стул, стол и кровать. Что-либо еще сверх этого означало бы постоянство. А я решил, что у меня «переходный период», и отправился искать работу. Звонить Дженис не хотелось, по крайней мере, сразу, потому что сначала нужно было ей что-то показать, убедить ее, что мне можно доверять, например, начав зарабатывать. Окажись у меня почетный знак Достойного гражданина, то и ему я нашел бы применение.
Конечно, все это не помогло. Прошлого не вернуть, читатель это и сам наверняка понимает. Молодое поколение разбирается в таких вещах лучше, чем мои сверстники. Ему эти знания буквально вбили.
К февралю 2022 года Дженис и Кейтлин переехали в приятный загородный кооперативный дом, далеко от работы Дженис, зато близко к хорошим школам. Документы о разводе, которые мы подписали в декабре, включали пункт о совместном опекунстве, и я мог проводить с Кейтлин примерно одну неделю в месяц.
Дженис проявила благоразумие в этом вопросе и, начиная с осени, я часто виделся с дочкой. В эту субботу по графику я тоже должен был забрать Кейт. Но день, проведенный с дочерью по решению суда, это не просто день, когда мы вместе. Это что-то совсем другое. Странный, неловкий, не самый приятный день.
Я предстал перед Дженис солнечным, но зверски холодным субботним утром, ровно в 8:45. Она пригласила меня в дом и сказала, что Кейт пошла к своему другу смотреть мультфильмы, пока не дождется моего прихода.
В кооперативной квартире приятно пахло новым ковровым покрытием и недавним завтраком. Дженис, одетая, как всегда по выходным, в блузку и джинсы, налила мне чашку кофе. Мне показалось, что мы как-то сблизились. Что нам, пожалуй, даже приятно было бы видеться, если бы не вся тяжесть боли и упреков, которая давила на нас, когда мы встречались. Не говоря уже о нашей израненной любви, разбитых надеждах и невысказанной печали.
