Эрвин огляделся. Прямо перед ним зияла дыра, проделанная гирей, чуть поодаль без чувств лежал его товарищ, в стороне корчился со сбитым дыханием его командир. Остальные меченосцы застыли, каждый на том месте, где его застала вся эта эскапада. Барабан засбоил, дал последнюю нестройную дробь и смолк.
В гробовой тишине, ни на кого не глядя, Эрвин сошёл с помоста, поднял с земли плащ, зашёл в шатер, взял свой заплечный мешок и двинулся восвояси.
Шагая по улицам Конды, Эрвин Куман времени зря не терял. Думами своими тяжкими и беспросветными он надёжно вгонял себя в состояние, которое в некоторых иных мирах люди учёные называют депрессией. Состояние это было тем непригляднее от того, что по характеру своему Эрвин относился к тем людям, у которых чувство долга является основной пружиной для каждого поступка.
В депрессии этой он несколько механистически, руководствуясь принципом «куда глаза глядят», добрался до Северного Ортаска, где наши герои и нашли его в номере гостиницы, читающим книжку.
Глава 4,
в которой произойдёт много всего
Итак, на дороге показалось облако пыли. Это во весь опор верхом на лошадях неслись, громко распевая патриотические куплеты непристойного содержания «Гномики — лучшие любовники», гномы из клана Белой Дивы. Начищенные топоры сияли на солнце, развевались на ветру бороды, при этом бинты и пластыри придавали гномам какой-то потусторонний вид, словом, зрелище было достойно кисти Дали.*** Увидев место казни, гномы на полном скаку осадили своих лошадей и, аккурат на куплете «Он вылетел из спальни, как мыло с умывальни», продолжая петь, посыпались на землю. Однако, соприкоснувшись с землёй, они тут же замолкали, вскакивали и бодро смыкали ряды. По рядам рослых бородатых мужчин пронёсся суеверный шепот «Мумии, мумии, ожившие мумии Дакаска!» и появились первые признаки паники.
(***Дали — посредственный художник Нижне-Среднего Времени. Очевидно, составители хроник хотят сказать, что зрелище было так себе. — Прим. переводчика).
— Стойте, чего вы испугались? — вскричал Гудин Роб. — Вы что, никогда не видели мумий?
— Эу! Не, не видели! — отвечали бородатые мужчины. — Мы — народ простой, по кладбищам не ходим!
— Где мумии?! — занервничали было успокоившиеся гномы.
— Вы мумии! — безапеляционно заявил Гудин Роб. Реакция гномов была сложной, неоднозначной и многоэтапной. Во-первых, они достали фляжки и сделали по глотку, с видом разумных существ, переживших глубокое душевное потрясение, во-вторых, они успокоились и повеселели, в-третьих, их предводитель показал Гудину Робу кулак и громко произнес:
— Сам ты мумия!
Рослые бородатые мужчины начали пятиться, внимательно разглядывая Гудина Роба, вокруг которого за считанные секунды образовалось пустое пространство. Где-то в стороне мстительным колокольчиком хихикнула Аманда.
— Да вы что? — вскричал уязвленный в самое сердце бывший генеральный прокурор. — Да какая из меня мумия? Я и на мумию-то не похож! Я же тёплый, вы же меня знаете! На мне и бинтов-то нет … — тут Гудин Роб осёкся и посмотрел на свою перебинтованную ногу. Все поспешно сделали ещё один шаг назад и внимательно посмотрели на его перебинтованную ногу. Затем кто-то из рослых бородатых мужчин откашлялся и робко произнёс:
— Вообще-то, по-моему, он ещё не совсем мумия.
— Кто знает, — с плохо скрываемой надеждой в голосе сказал Эрвин. Боевые свиньи неистово закивали головами, а в стороне снова хихикнула Аманда. — Может, пройдёт каких-то полгода, и он покроется бинтами с ног до головы.
Справедливости ради следует отметить, что, говоря о бинтах, меченосец не очень кривил душой. Последние полчаса он только и делал, что строил планы относительно будущего Гудина Роба. При этом план, по которому надлежало выдернуть ноги у Гудина Роба и вставить их Гудину Робу вместо рук, а руки засунуть в карманы штанов и громко смеяться при этом, был, пожалуй, наименее кровожадным из них.
— Не слушайте его! — с неподдельным пафосом заговорил бывший генеральный прокурор. — Я не мумия, я готов поклясться в этом чем угодно! Короче, если я мумия, то пусть все деревья попадают на землю!
