— Да, я вижу, — сказал Сен-Жермен мягко, лучше, чем гость, понимая, что происходит. Он поднялся, чтобы уложить скрипку в футляр, потом, ослабив волос, вставил смычок в специальный кармашек и закрыл крышку. Позаботившись таким образом об инструменте, музыкант повернулся к ночному пришельцу.
— Садитесь же, мистер Три. — Это была команда, и гость с готовностью подчинился, опустившись на стул, спинка которого служила ему опорой. Нож со стуком упал, что не обеспокоило никого.
— Времени прошло много, — отстранение заметил Джеймс, разглядывая картину, висевшую над камином. Потом пустой взгляд упал на выступавшего в роли хозяина человека и столь же бездумно принялся его изучать.
Граф был одет по-домашнему. Ему очень шли просторная черная блуза и черный свитер. Стройные ноги его облегали узкие черные брюки, чуть напущенные на высокие ботинки для верховой езды — с необычно толстыми подошвами и каблуками.
— С тех пор как вы в последний раз были здесь? Думаю, более десяти лет.
— Да. — Гость покачался на стуле, движения выдавали усталость. — Это место… Не знаю, зачем…
Только сейчас, достигнув своей цели, Джеймс вдруг задумался, чего же он тут ищет. Неясные образы мелькали в его в голове. Большинство из них не имели смысла, один-два вызвали страх.
— По поручению Мадлен я рад приветствовать вас. Вы можете здесь пробыть любое угодное вам время.
— Благодарю. Не знаю, что и… благодарю вас.
Неяркое освещение и потеки грязи и крови не придавали благообразия облику гостя, и все же угадывалось, что прошедшие годы если и повлияли на его внешность, то в лучшую сторону. Каштановые волосы подернулись серебром, не утратив при том густоты, когда-то округлые черты лица углубились и отвердели. Будучи в тридцать лет всего лишь привлекательным малым, к своим пятидесяти Джеймс Эммерсон Три просто расцвел и при других обстоятельствах мог бы считаться чуть ли не эталоном мужской красоты.
— Я думал… Мадлен могла быть… — Он смолк и подергал воротник. Там, где давила застежка.
— Здесь? — предположил Сен-Жермен, непринужденно опускаясь на стул, стоявший подле камина. — Вынужден вас огорчить, мистер Три. Мадлен сейчас в Южной Америке.
— Опять в экспедиции? — спросил Джеймс. Ему вдруг сделалось уж совсем неуютно.
— Конечно. По нашим непростым временам куда разумнее находиться за океаном, чем в Греции или в Африке, — вы не находите, а? — Заметив, что слова его плохо воспринимаются, граф перешел с французского на английский. — Пусть она далеко, зато в безопасности, мистер Три. Улавливаете, о чем я?
Джеймс кивнул с отсутствующим видом, потом, кажется, понял, что ему сказано, ибо резко поднял голову и проронил:
— Боже! Да! О да, Господи!
— Не так давно я получил от нее письмо, — сказал Сен-Жермен после паузы. — Может быть, вы захотите прочесть его чуть позднее? — Конечно, ему совсем не хотелось делиться содержанием письма с кем бы то ни было, оно было очень личным, любовным, предназначенным лишь для его глаз, однако он знал, что человек этот любит Мадлен, и потому шел на жертву.
— Нет, — после недолгого колебания откликнулся Джеймс. — Главное, с ней все в порядке. Если с ней что-то случится, я, кажется, кинусь под вражеский танк. — Уголки его рта приподнялись, задрожали и вновь опустились, заняв привычное для последнего месяца положение. Он глянул на свой рваный пиджак и подергал край разлохматившейся прорехи.
Сен-Жермен внимательно на него посмотрел и спросил:
— Что, бой был тяжелым?
— Что значит — тяжелым? Иногда мы убиваем больше, чем они, иногда — они. Все это отвратительно.
Джеймс повернулся к огню и некоторое время молчал. Сен-Жермен тоже сидел молча. Наконец Джеймс вздохнул.
— В замке есть еще кто-нибудь?
— Мой слуга Роджер, а более никого. — Сен-Жермен выждал с минуту, потом спросил: — Вам что-нибудь нужно, мистер Три? Предлагаю начать с ванны и отдыха.
Впервые в тусклых глазах гостя блеснуло нечто живое.
— Смешно, но я совершенно не знаю, чего хочу, — смущенно признался он. — Я помню, что стремился сюда, и это осуществилось. А теперь я, видимо, слишком устал, чтобы думать еще о чем-то. — Его взгляд ушел в сторону. — Во всем этом мало смысла.
