— Вот женщины. В сути своей они — кошки, — заметил Твилфорд и глянул на Хэмворти в поисках подтверждения своих слов.
— Чарльз, из всех рассказчиков вы самый невыносимый, — процедил Доминик. Он хотел добавить что-то еще, но тут в гостиную вошел Грейвстон. Ни на кого не глядя, старый пэр прошествовал к своему креслу и сел.
— Нет сомнений, — согласился Уиттенфильд, довольный такой похвалой. — Надеюсь, что и большинство ваших сомнений сейчас улетучится. Например, думаю, все вы будете рады узнать, что этот таинственный граф был алхимиком.
— Ах, вот оно что! — вскричал Эверард. Остальные задвигались, выражая разные степени удивления.
— В этом и заключался самый большой секрет закрытых апартаментов. Граф держал в них лабораторию, а также библиотеку, где хранились наиболее ценные манускрипты. — Тут хозяин улыбнулся и смолк, ожидая, что скажут гости.
— Алхимик! — проворчал Доминик. — Скорее уж сумасшедший.
— Вы так думаете? — спросил шестой гость.
— Смешивать разные вещества, чтобы получить золото или эликсир жизни! Есть ли смысл в подобной белиберде? — Доминик встал со своего кресла и, подойдя к камину, уставился на огонь.
— И впрямь, есть ли? — пробормотал шестой гость.
— Вы хотите сказать, что этот аристократ только и делал, что забавлялся с ретортами, пытаясь получить нечто драгоценное из всякого сора? — с негодованием вопросил Хэмворти.
— Да. Хозяин Сабрины был алхимиком. — Уиттенфильд произнес это совершенно спокойно.
— Тогда не удивительно, что он поселился в худшей части города, — заметил лорд Грейвстон. — Это не то дело, каким станешь заниматься в приличном доме. Запахи, испарения, горючие вещества. Довольно разумно в любом случае отвести для такой работы обособленное местечко.
— И я так думаю, — ответствовал важно Уиттенфильд. — Я тоже решил, как и Сабрина, что ее наниматель — человек осмотрительный и разумный. Он показал неожиданной гостье свое оборудование, но прибавил, что Сесилии лучше сюда не ходить, ибо некоторые лабораторные составы и смеси довольно вредны. Главными среди продемонстрированных диковин были стеклодувная мастерская и специальная алхимическая печь под названием атанор, напоминающая большой улей. Сабрина как зачарованная смотрела на все это и помалкивала, хотя в голове ее так и роились вопросы. Наконец граф заявил, что уважает свободу выбора и что, если у его экономки есть какие-нибудь сомнения относительно дальнейшей службы ему, он это поймет и поможет ей вернуться в Англию. Сабрина была поражена предложением, так как думала, что после столь доверительного раскрытия своей тайны граф всеми силами постарается удержать ее при себе. Он явно умел заглядывать в мысли, ибо тут же заверил, что ему не хочется, чтобы она уезжала, однако ни для кого не секрет, что многие люди относятся к алхимии с предубеждением и стараются держаться от всего с ней связанного подальше. Если Сабрина разделяет их взгляды, то ничто не мешает ей начать подготовку к отъезду. Кроме того, граф добавил, что у него в Антверпене есть еще один дом, куда он мог бы отправить ее, если ей предпочтительнее задержаться в Европе. Сабрину потрясла такая заботливость, очень редкая по тем временам. Она потупила взор и сказала, что сообщит о своем решении утром, хотя, как свидетельствует дневник, уже была твердо уверена в том, что останется здесь. Наутро граф разыскал ее, чтобы спросить, какое решение она приняла, и явно обрадовался ответу. Сабрина, в свою очередь, попыталась узнать от него, какие эксперименты сейчас он проводит, но хозяин сказал, что обсуждать это пока еще рано, и ей волей-неволей пришлось смириться с таким положением дел. Дневник отмечает, что всю следующую неделю граф практически не покидал своих комнат, к чему Сабрина отнеслась уже не с подозрительностью, а с неким благоговением, ибо, увидев столько чудес, уверовала в могущество своего работодателя. Ей даже стало казаться, что подаренное распятие сделано из золота, полученного экспериментальным путем.
— Вздор! — заявил Хэмворти.
— Конечно, — откликнулся Уиттенфильд. — Но нет сомнений, что у графа были причины не подпускать ее к лабораторным работам.
