— Вот та жёнка полная, уткой переваливается, из возка выходит — это мать их, Софья, дочь князя Изяслава[23]. Только не моего почившего супруга, другого Изяслава — Полоцкого.
— Они, наверное, хорошо знают славянскую речь? — спросила графиня Адела.
— Ещё бы! Не в первый раз на Руси! — Гертруда презрительно хмыкнула. — Ага, вижу отроков княжеских. Справа — худой, длинный, как жердь, Воикин, слева — Радко, пониже ростом, светловолосый. Ближние слуги моего сына, — добавила она, указывая на двоих молодцев в травчатых[24] кафтанах и лихо заломленных шапках-папахах, медленно въезжающих в ворота вслед за угорской свитой королевичей.
Долгой вереницей втягивались в Гридшины ворота возки и кони. Казалось, не будет этому строгому стройному движению конца.
Шумом и гамом весёлым наполнялось княжеское подворье. Слуги Ярополковы сбились с ног, устраивая многочисленных гостей.
Гертруда, решив, что без неё такое дело не обойдётся, собралась уже покинуть башню, когда вдруг Кунигунда, указав пальчиком с розовым ноготком в сторону ворот, неожиданно спросила по-русски:
— А это кто есть? Одеты почему так?
Она говорила с сильным акцентом, растягивая гласные.
Гертруда, взглянув вниз, невольно вздрогнула и, к изумлению снохи и сватьи, чертыхнулась.
Трое всадников в простых суконных вотолах[25] серого цвета неторопливо семенили по широкому подъёмному мосту через ров. Перед воротами они дружно спрыгнули с коней и далее повели скакунов в поводу.
— Чёрт ворогов принёс! — вознегодовала Гертруда. — Эх, сын, сын! Добр вельми, привечает тут всяких!
— И всё же, княгиня! Я должна знать! — настойчиво допытывалась Кунигунда-Ирина. — Кто эти люди?
— Ну так ведай: Ростиславичи это! Изгои безудельные! — бросила с раздражением Гертруда. — Верно, волости просить у твоего супруга приехали! Да вот шиш им!
Вдовая княгиня сложила пальцы в кукиш, высунулась из оконца башни и, смачно выругавшись, потрясла дланью в воздухе.
Внизу, видно, жест её заметили. Один из прибывших, рослый темноволосый юноша, безбородый, с тонкими вислыми усами и крупным носом с горбинкой, насмешливо улыбаясь, послал ей в ответ воздушный поцелуй, прокричав:
— Здорово, тётушка!
— Володарь, гад! — прохрипела возмущённая Гертруда.
Лицо её исказилось от злобы и негодования.
— Изгои! Захребетники! — стиснув длань в кулак, грохнула им княгиня-мать по подоконнику.
— Прошу тебя, успокойся, дорогая княгиня. Лучше расскажи нам, что за люди эти Ростиславичи и почему они так плохо одеты? — попросила Кунигунда-Ирина.
Графиня Адела, не понимающая, в чём дело, удивлённо хлопала глазами, маленькая Анастасия, боясь Гертрудиного гнева, сильней прижималась к матери.
Кунигунда-Ирина ласково погладила её по голове, стараясь успокоить.
— Их дед Владимир[26] был старшим братом моего мужа, — начала нехотя рассказывать Гертруда. — Но он умер раньше своего отца. Поэтому его сыновья Ростислав и Ярополк не получили наследия в Русской земле. Мой покойный муж, да будет ему светлая память, не обделил Ростислава и дал ему во владение Перемышль[27], а потом и самый Владимир. И ещё позволил выгодно жениться на Ланке, моей племяннице, дочери угорского короля Белы и моей сестры Рихезы. Коломану и Альме эта Ланка приходится родной тёткой. Но упрямый мальчишка Ростислав не оценил доброты моего дорогого супруга. Бросил он на Волыни жену и троих маленьких сыновей, убежал самовольно из Владимира и уселся на стол в Тмутаракани[28]. Уговорили его на худое дело два новгородских боярина, Вышата и Порей. Ещё я слышала, что Ростислав увлёкся одной непотребной девицей-гречанкой. Да только не просидел он долго в Тмутаракани! Его отравил один грек. На пиру незаметно подсыпал в вино яд.
При слове «отравил» лицо молодой Кунигунды брезгливо поморщилось, она чуть слышно пробормотала:
— Какая мерзость!
— И что? Гнусный отравитель остался без наказания?! — спросила возмущённая графиня Адела.
— В Херсонесе[29] жители забили этого грека камнями. Да что о нём говорить?! Слепое орудие императора ромеев[30]! — Гертруда брезгливо махнула рукой и продолжила: — Так вот! Узнав о гибели мужа, Ланка просила князя Изяслава отпустить её с детьми в Угрию. Хорошо, мой покойный супруг оказался не столь глуп. Ланку он отпустил, а сынов её удержал на Волыни. Опасался, что начнут они, как подрастут, сговаривать угров помочь им добыть волости на Руси.
