Правда, «Политиздат» откликнулся на эту тему одной новинкой, но много ли из нее почерпнешь? Автор книги «Масоны и революция» А.Я. Аврих свел свое исследование к узкому историческому промежутку от начала XX века до Февральской революции и, раскритиковав немногочисленные работы исключительно советских историков, пришел к выводу, что «масонский сюжет есть, но масонской проблемы нет».[141] Это все равно что сказать: дымком-де попахивало, но огня ни-ни. «…В одном можно быть достаточно уверенным, – пророчески заключил Арон Яковлевич о масонах, – радикального переворота в оценке их роли не будет. Вывод о масонах как quantite negligeable (ничтожная величина) в предфевральских и постфевральских событиях 1917 г. останется неизменным. Чего не было – того не было».[142]
Не все историки у нас думают подобно Минцу и Авриху. Перед Февральской революцией, считает Н.Н. Яковлев, в России резко активизировалась организация масонов, во главе которой стояли будущие руководители Временного правительства. Он пишет: «Верхушка всех без исключения российских буржуазных партий была объединена в рамках некой сверхорганизации – масонов».[143] (Кстати сказать, в одну из лож Петрограда входил А.Н. Букейханов, будущий глава Алаш-Орды) .[144]
«Многопартийность не мешала ядру российского масонства координировать свои действия, скорее, помогала развивать их в разных областях и направлениях, – замечает журналист Л. Замойский. – „Мы никогда не позволяли разногласиям подорвать нашу солидарность“, – писал А. Керенский. Были, в частности, согласованы и списки министров будущего правительства, в котором около половины мест занимали масоны из „Верховного совета народов России“, а когда произошла Февральская революция и 2 марта 1917 года был оглашен список состава Временного правительства, то он почти полностью совпал с тем, что за два года до этого обсуждался на квартире Е. Кусковой, а затем уточнен в 1916 году. Марк Алданов, один из основателей русских лож во Франции, член народно-социалистической партии (трудовик), писал в 1919 году: „Правительство было составлено еще в 1916 году. Оно было составлено на заседаниях у кн. Львова, в номере гостиницы „Франция“ в Петербурге, и список будущих министров почти целиком совпадал с первым составом „Временного правительства“».[145]
Вот тебе и «ничтожная величина»!
Н. Берберова в книге «Люди и ложи» сообщает некоторые подробности: «В Москве масоны собирались в частных домах и квартирах у П.П. Рябушинского, у Кусковой и Прокоповича, у Коновалова (в его загородном доме), у Челнокова, Долгорукова, Гучкова и др., в Петербурге – в отдельных кабинетах в ресторане «Контан» и у Донона, а также у Орлова-Давыдова, у Федорова, у Половцева, у Меллер-Закомельского, Горького и др. В 1916 году на собраниях в квартире Горького возникает «морской план» дворцового переворота… Там же появляется подруга Ек. П. Пешковой – Ек. Дм. Кускова».[146] В примечании к этому говорится, что наш «буревестник революции», его первая жена Е.П. Пешкова и крестник писателя Зиновий Пешков (родной брат Я.М. Свердлова) «интересовались в то время масонством».[147]
Понятно, что «интересовались», иначе с чего бы собрания на квартире устраивать… (Впрочем, уже для советского читателя выяснилось – Е.П. Пешкова была масонкой).[148]
«Интересоваться» – не изучать; последнее – весьма и весьма затруднительное дело. Историк Б.И. Николаевский долгие годы пытался составить академический труд о русском масонстве, и что же? Написал лишь небольшой и очень приблизительный по содержанию очерк да оставил записи нескольких бесед с бывшими членами организации.[149] Ничего существенного! Или же так оно и было, или же умеют молчать «вольные каменщики»…
«Исключительное отсутствие материалов» Николаевский объяснил «абсолютной законспирированностью масонской организации в России».[150] Однако это не остановило исследователя в выводах. Действительную роль масонской организации Николаевский видит в «относительно скромной роли одной из многих политических групп, не отличавшейся ни особой активностью, ни исключительным влиянием…».
