Хроника великого джута - страница 180

4 октября 1933 года, в годовщину Казахстана, землячество казахов-студентов, обучающихся в Москве, пригласило к себе в гости находившихся в столице Мирзояна (он сменил Голощекина) и Ураза Исаева (председателя правительства). Попросили выступить. Мнрзоян отказался, сославшись на болезнь и на то, что он в Казахстане человек пока новый. Ураз Исаев согласился. Сразу же после речи на него накинулись с вопросами. Больше всего спрашивали о том, что же творится в крае, отчего люди бедствуют. И наконец кто-то воскликнул:

– Почему казахи умирают с голоду? Ураз Исаев покраснел и вдруг заорал:

– Это спрашивал байский сын! Поднялся юноша, взглянул ему в глаза.

– Я сам из Аягуза. Летом собрался на каникулы в аул. Дал телеграмму. Приехал – на станции никто не встречает. Пошел домой пешком. Добрался до аула: пусто! Все юрты на месте, все добро цело, а людей нет. Никого. Пошел побродить в степь. И неожиданно прямо за аулом, в овраге, увидел трупы. Все они там лежали – и мои родители, и родичи, и земляки. Полный ров, весь аул…

…Неподалеку от Кустаная Габиту Мусрепову встретился по дороге один из многих опустевших городков, составленных из юрт. У этого странного на вид поселения были свои улицы и на каждой юрте свой номер. Все, как в городе. Висели таблички: улица имени Курамысова, имени Ерназарова, имени Исаева, имени Рошаля… Каждая улица называлась именем какого-нибудь казахстанского вождька. А сам городок назывался именем товарища Голощекина.

Людей в нем не было: вымерли.

Живуче крапивное семя, даже со времен коллективизации сохранилось. В Кустанайской области до последнего времени[337] была станция Голощекино. Зацепился таки Филипп Исаевич своим именем. Как раз там, где больше всего людей он уморил до смерти.

Степняки называли его: Ку Жак. В переводе это: Голые Щеки. Голое рыло…

Перед войной он был арестован. Довольно долгое время шло следствие, по неясным причинам оставшееся незаконченным. 28 октября 1941 года Голощекина расстреляли, по указанию Берии, у поселка Барбыш Куйбышевской области. Вместе с ним – и других большевиков, обвинив всех в шпионаже в пользу международного империализма. Убрали ли его свои по жестоким законам уголовного мира, заметая следы деятельности этой до сих пор тщательно скрываемой от Божьего света политической фигуры, подлинное значение которой только начинает проступать? Гадина ли пожрала гадину?..

В «Исторической энциклопедии» написано: «Незаконно репрессирован в период культа личности Сталина. Реабилитирован посмертно».

Жертва. А о том, что палач, – ни слова. Не пишут об этом в наших энциклопедиях.

Сколько этих реабилитированных, а то и вовсе не осужденных ни за что палачей! Лишь с народа – с миллионов самых честных и справедливых, с кормильцев страны, ее воинов-защитников и духовных вождей – не торопились снимать позорные ярлыки, навешенные палачами.

В маленькой районной газете Актюбинской области, в день поминовения жертв голода 30-х годов, отмечаемый впервые (дело было в июне 1992 года), есть стихотворение Бахытгерея Амангельдина – вот дословный перевод одной из строф:

Забытая Богом безлюдная степь встает перед глазами, предосенняя, ясная степь в сиянии высоких небес, которую люди покинули не по своей воле, покинули не выжив, не оставив потомства, ушли без следа – и умолкли навеки где-то далеко, в тех страшных годах. Но разве не слышен окрест голос невинной крови, замершей до срока в остывающих жилах тысяч и тысяч жертв?..

Есть народная казахская сказка о Ер-Тостике – юном батыре, родившемся у старика Ерназара и его старухи в голодную пору.

Случился в степи большой джут, и люди откочевали в другие края. Вместе со всеми ушли восемь сыновей Ерназара. А сам он и жена остались дома с годовым запасом пищи, надеясь переждать бедствие.

Прошел год, еда кончилась. Однажды старуха открыла тундик,[338] и Ерназар увидел на перекладинах свода юрты вяленую лошадиную грудинку – тостик.

Сварили они мяса, поели, окрепли, а там в положенный срок родился у них сын по имени Тостик.