Хроника великого джута - страница 174

Единственным, кто «перелевачил» Сталина, был член комиссии Политбюро по вопросам сплошной коллективизации, заместитель председателя СНК РСФСР Турар Рыскулов.

Приведу выдержку из журнала «Вопросы истории КПСС»:

«3 января 1930 года заместитель председателя Совнаркома, член комиссии Т.Р. Рыскулов направил в Политбюро записку с поправками к проекту постановления о темпах коллективизации. Рыскулов предлагал, во-первых, усилить темп коллективизации в районах технических культур и скотоводства; во-вторых, исключить из проекта постановления начало третьего пункта, где говорилось, что в районах сплошной коллективизации основную массу членов колхозов будут составлять середняцкие слои (это мотивировалось тем, что такая формулировка дает неправильную классовую ориентировку, поскольку, по мнению Рыскулова, доминирующую роль в колхозах будут играть не середняки, а бедняки и маломощные середняки, а так как они стоят за полное обобществление, то должны диктовать свою волю середняцкой массе); в-третьих, исключить из проекта комиссии положение, в котором говорилось, что при вступлении в колхоз крестьянину разрешается сохранить мелкий скот, мелкий инвентарь и корову, а вместо этого дать «категорическое указание» об обобществлении «вне всяких ограничений»; в-четвертых, увеличить процент отчисления в неделимый фонд до размеров, приближающихся к 50 процентам, всей суммы обобществленных средств колхозников, и исключить из проекта положение, согласно которому за колхозниками сохраняется право выхода из колхоза.

Поправки Рыскулова отодвигали принцип добровольности на второй план и клали в основу организации коллективных хозяйств давление на крестьянские массы. В своей записке Рыскулов подчеркивал, что комиссия хочет «революционный характер колхоза подменить сугубой добровольностью». По существу, поправки Рыскулова шли в том же направлении, что и первоначальные замечания Сталина, и имели своей целью форсировать искусственными мерами объективный процесс перехода крестьянских масс на путь коллективизации.

Одновременно с реализацией поправок Сталина и Рыскулова из проекта было исключено положение, запрещавшее партийным органам и исполкомам объявлять районы со слабым колхозным движением районами сплошной коллективизации… При окончательном редактировании проекта постановления из него было исключено еще одно важное положение – о роли Советов в колхозном строительстве».[335]

Через два дня, 5 января 1930 года, постановление было принято.

Неужели Рыскулов не понимал, какие чудовищные вихри насылает он, вместе со Сталиным и компанией, на страну? Неужели не сознавал, что этот ураган в одночасье долетит и до казахских степей? Конечно, понимал и сознавал. Что заставило его, хорошо знавшего, по крайней мере, условия жизни казахов – кочевников и полукочевников, пойти на этот поступок? (Вспомним, что еще четыре года назад, в январе 1926 года, он писал в «Советской степи»: «Кто установил и на каком основании, что казахский народ должен перейти и перейдет в оседлое земледельческое состояние? Тенденция развития в эту сторону будет, но завершится в далеком будущем…»). Хотел показаться «больше коммунистом, чем казахом»?..

Возможно, не обошлось без давления Сталина. Кстати, и непосредственный начальник Рыскулова – председатель СНК РСФСР С.И. Сырцов (один из главных исполнителей геноцида донских казаков в 1919 году) тоже требовал «усилить колхозное движение» в районах животноводства. Не исключено, что Сырцов, выполняя указания вождя, вынудил Рыскулова подать записку в Политбюро. Не случайно уже через два дня постановление о коллективизации было принято – в жесткой сталинской редакции, открывающей дорогу невиданному в истории насилию и произволу.

Десять лет назад Рыскулов спасал в Туркестане своих земляков, погибающих от голода – следствия большевистской политики, – теперь сам участвовал в разработке еще более страшного бедствия, более того, и осуществлял его (в Нижнем Поволжье).

Большевистское, преступное начало победило в нем природную человечность, но душа болела за свой обездоленный народ (по свидетельству его покойной жены, Азизы Тубековны, Рыскулов глубоко переживал свой поступок).