«К концу тридцатых годов, – пишет историк О. Платонов, – организационная работа воинствующих безбожников достигла «поразительных успехов». Из пятидесяти тысяч православных церквей служили только несколько сотен, то есть «по требованию трудящихся» было закрыто 98-99 процентов храмов. И если в 1928 году было закрыто около четырехсот церквей, в 1929 году около тысячи, то начиная с 1930 года по 1940-й счет пошел на десятки тысяч в год. Не менее трети церквей были взорваны и разобраны без остатка. Были сожжены и уничтожены миллионы икон и книг, около четырехсот тысяч колоколов и многое другое. Такого масштаба культурных погромов мировая цивилизация еще не знала.
По-видимому, именно за эти «успехи» в 1938 году Ярославского награждают орденом Ленина».[256]
Иконы сжигали в кострах, рубили на дрова. Появились добытчики золота с божественных ликов – иконы окунали в чаны с кислотой, и золото оседало на дне… Новый вид «золотодобычи» наладили и химики, смывая драгоценный металл с обшивок куполов. Взорванный Кагановичем храм Христа Спасителя в Москве дал государству 422 килограмма золота со своих куполов, а всего с московских храмов «намыли» несколько тонн золота.
«Каковы же масштабы гибели культурных ценностей России?
По самым заниженным подсчетам, погибло или превращено в руины 25-30 тысяч церквей и соборов, около 500 монастырей, не менее 50 тысяч ценных городских зданий (палат, особняков и тому подобного), около 2 тысяч усадеб. Только в Москве разрушено около 700 памятников архитектуры и около 3 тысяч зданий исторической застройки. Погибли сотни тысяч предметов прикладного искусства, десятки тысяч художественных живописных произведений, фресок, росписей, не менее 20 миллионов икон. В денежной оценке стоимость утраченных культурных сокровищ России составляет, по крайней мере, не менее одного триллиона рублей, что по мировым меркам равно стоимости культурных ценностей большого европейского государства».[257]
Вдоволь поглумились оккупанты-безбожники: доля фашизма в уничтожении русских культурных ценностей не составляет и трех процентов…
* * *
Досталось и магометанству…
«Киргизы до вступления в русское подданство были мусульманами только по имени», – писал Чокан Вали-ханов. Современные борцы с «религиозным влиянием ислама» охотно приводят в своих работах это высказывание казахского просветителя. Возможно, Валиханов и прав, хотя этому ироничному аристократу порой были свойственны весьма резкие суждения. Не нам определять степень религиозности казахов во времена Аблай-хана, но совершенно очевидно, что после принятия российского подданства вера степняков в учение пророка Мухаммеда явно окрепла. Это признают сами безбожники:
«После провала попыток царского самодержавия распространить среди казахов христианство оно перешло к открытой поддержке ислама, в котором царизм увидел надежного союзника в проведении своей колониальной политики. Издаются специальные указы о со оружении мечетей, укомплектовании их муллами, в крае создается муфтият. С переводом Восточной типографии из Петербурга в Казань за ней закрепляется роль ведущего центра распространения ислама. Здесь большими тиражами издается религиозная литература, которая распространяется и в Казахстане.
Накануне Великого Октября в Казахстане действовала достаточно разветвленная прослойка мусульманского духовенства, которая в массе своей придерживалась консервативных взглядов и под флагом «защиты ислама и шариата» выступала против революционных преобразований».[258]
Далее, конечно, с непередаваемой иудушкиной, то бишь партийной, проникновенностью сообщается, что «нужно было помочь верующим быстрее осознать классовую сущность религии, ее силу и традиционные связи с эксплуататорскими классами».[259] Будто не известно современному автору, как верующим помогали большевики, с их-то Лениным в башке и наганом в руке. Так называемая политика свободы совести, прикрытая лицемерными фразами вождей, сводилась к уничтожению и свободы, и совести. Но богоборческий зверь, пришедший к власти, поначалу натягивал на себя личину веротерпимости. 3 декабря 1917 года в подписанном Джугашвили-Сталиным и В. Ульяновым (Лениным) обращении СНК РСФСР говорилось:
