— Дорогая… — Ричард вынырнул из глубин бара. — Не в курсе, у нас есть херес? Барбара хочет хереса.
— Нет-нет, — возразила я. — Подойдет и что-нибудь другое. Белое вино…
— Вспомнила! — сказала Шеба. — На кухне есть марсала. Я ее подливаю в некоторые блюда. Марсалу пьете, Барбара?
— Конечно. Но прошу, не нужно беспокойства…
— Господи! — воскликнула Шеба, ткнув пальцем на мою ногу. — Да вы поранились.
Я посмотрела вниз. Ну вот, чего и следовало ожидать — ремешок этой дурацкой обувки растер ногу до крови.
— Ой, бедняжка, — сказала Шеба. — Новые, да? Сейчас принесу пластырь…
— Право, не стоит…
— Глупости. Я мигом. — Шеба испарилась.
Ричард криво усмехнулся:
— Ох уж мне эти дамы с их шпильками.
— Какие там шпильки…
— Бэш тоже обожала носить высоченные каблуки, — гнул свое Ричард, — пока однажды в погоне за автобусом не заработала трещину лодыжки. Тут уже я топнул ногой. Ха! Благо у меня-то обе были здоровы. Короче, заставил ее носить сабо.
После недолгой паузы он продолжил:
— Лично я не вижу никакого смысла в высоких каблуках. Говорят, походка на них у женщин эдакая сексуальная, верно? Спина выгибается, попа оттопыривается. Замечательно. На ум сразу приходят краснозадые павианы… — Ричард умолк. — Налью-ка я себе стаканчик, пожалуй, пока ждем ваш херес.
Шеба вернулась с марсалой и упаковкой пластырей. Следом за ней вошла семнадцатилетняя Полли — угрюмая, но довольно хорошенькая, с кудрявыми волосами, как у отца, и тонким, гибким телом матери.
— Полли, познакомься. Это Барбара, моя подруга с работы, — представила Шеба.
— Здрасьте, — процедила Полли, стрельнув в меня взглядом. — А это зачем? — Она кивнула на пластыри в руке Шебы.
— Барбара ногу растерла.
Полли уставилась на мою кровоточащую ступню.
— Ф-фу!
— Полли! — с вялым укором буркнул Ричард.
Шеба протянула мне пластыри и туалетную бумагу — вытереть кровь с ноги.
— Мне водку с лимоном, па! — Полли с утробным вздохом плюхнулась на диван.
— Ладно, — снисходительно отозвался отец, явно потакающий ее капризам, и улыбнулся мне: — Дочь у меня — законченная алкоголичка.
— Ты сейчас экзамены сдаешь, Полли? — спросила я, согнувшись, чтобы заняться ногой. — Справляешься? — Кровь пропитывала бумагу, но ни в какую не останавливалась.
— Легко-о, — скучающе протянула Полли, демонстративно пощипывая волоски у себя на руке.
— Полли! — воскликнула Шеба.
— А что? — огрызнулась та. — Что я, по-твоему, должна была сказать?
То ли хамство дочери выбило Шебу из колеи, то ли она предпочла не раздувать скандал. Во всяком случае, продолжения не последовало. Я хмыкнула, показывая, что не в обиде, хотя, конечно, оскорбилась. То, что я сейчас скажу, прозвучит дико в устах учителя с многолетним стажем, но факт есть факт: контакты с молодым поколением — не моя стихия. Я чувствую себя уверенно только в школьном классе, где правила поведения — независимо от того, выполняются они или игнорируются, — обозначены со всей четкостью. В любой же иной обстановке я просто теряюсь. Ну не дается мне тот небрежно-грубый стиль общения с детьми, который нынче стал de rigueur[15]. Небрежность мне вообще не свойственна. Игры за рамками приличий и пошлые шутки не по мне. В компании молодежи я тушуюсь, а почувствовав, что надоела, напускаю на себя холодность и неприступность.
Подошел Ричард с моим хересом.
— Прошу, дорогая, — произнес он игриво, копируя выговор жителей северных провинций.
Я скомкала туалетную бумагу и упаковку от пластыря.
— Куда это выбросить?
— Дайте мне. — Шеба забрала у меня розовый от крови комок. — Загляну на кухню, проверю, как там наш ужин.
В этот момент сверху по лестнице прогрохотали тяжелые шаги, и в гостиную влетел круглолицый, светловолосый мальчик.
— Ура! Ура! — закричал Ричард и, присев на корточки, ракинул руки для объятий. — К нам пришел Бен! Ура! Ура! — Заливаясь смехом, ребенок бросился к отцу; Ричард подхватил его, перевернул вверх ногами. — Как жизнь там, внизу, Бенно?
Шеба следила за их дурачествами с улыбкой. Полли потягивала водку и даже не подняла глаз.
— Денежек мне припас, Бенно? Ну-ка, ну-ка, поглядим. — По-прежнему держа сына вниз головой, Ричард встряхнул его пару раз. Из карманов брючек посыпалась мелочь; Бен заверещал от восторга.
