— Ну вот. Один шакал уже скулит, забыв о своей смелости и потугах быть волком, — произнес, выпрямляясь, молодой человек.
Гарубан и человек в красной тряпке вскочили на ноги и, размахивая изогнутыми саблями збедошской работы, бросились в атаку. Бренд встретил их натиск правым мечом, считая ниже своего достоинства обнажать против разбойников оба клинка. Ловким движением руки он зацепил клинком за крестовину эфеса сабли главаря и обезоружил нападавшего. Повернувшись ко второму он увидел, что тот лежит на полу без признаков жизни, сбитый с ног неожиданной подножкой невозмутимого Элии.
Гарубан схватился было за кинжалы, но остановился, почувствовав легкий укол меча Бренда в грудь. Взгляд его встретился с холодными фиолетовыми глазами северянина.
— А теперь, пошли прочь, — твердо сказал Лучник и немного усилил давление на клинок, заставив разбойника попятиться. — Плащи и лошадей можете взять, но больше ничего. Я прослежу. Ну, живее…
— Потроха Шимана и задница Ахарата, — процедил сквозь зубы Гарубан, но подчинился.
Вдвоем со стонущим курносым они подняли оглушенного при падении сотоварища и с полупросохшими плащами в охапке спустились на первый этаж. Шедший с обнаженным мечом позади них Бренд удостоверился, что разбойники взяли именно своих коней, и вернулся к огню.
Элия уже вовсю хозяйничал в комнате. Он подбросил хвороста в ослабевший костер, отчего пламя вспыхнуло с новой силой, развесил свой балахон и плащ Бренда, сброшенный во время короткой схватки, на веревке и начал извлекать из вьюков хлеб, копченое мясо и твердокаменный острый сыр.
— Теперь ты убедился, что за нечисть поселилась в этом замке? — усмехнулся Бренд, сгребая оставшиеся от сбежавших разбойников овчины в кучу и усаживаясь.
— Да, легко запугать доверчивых селян… — жрец встряхнул полупустой мех, а потом пригубил его содержимое. — Гм, недурное кино. Несколько кисловато, на мой вкус, но в целом…
— Дай-ка и мне хлебнуть, — Бренд придвинул ноги к огню. — По моему, мы заслужили маленькую передышку в тепле и уюте…
Элия уже не мог отвечать, поскольку за обе щеки уписывал скудные припасы. Чтобы не остаться на ночь голодным, Бренду тоже пришлось основательно приналечь на еду. Через некоторое время, отбрасывая в сторону опорожненный мех, священнослужитель отметил:
— Как ты думаешь, Лучник, они могут вернуться?
— Кто знает? — пожал плечами Бренд. — На всякий случай придется спать по очереди.
— Тогда ложись первым, — сказал Элия. — Когда начнется Час Крысы, я разбужу тебя.
Бренд не заставил себя долго уговаривать и растянулся на шкурах, положив один меч по многолетней привычке у правой руки. Приятное тепло: снаружи — от костра и изнутри — от вина, подействовало расслабляюще и он заснул глубоким крепким сном. Последним образом, запечатлевшимся в его глазах, был Элия, жующий нарезанный толстыми ломтями хорошо прокопченный окорок оленя и прихлебывающий вино прямо из горловины второго бурдюка.
* * *
Внезапно возникшее острое чувство опасности вывело Лучника из блаженного состояния дремоты. Он открыл глаза, рука привычно сжала эфес меча. Однако, на первый взгляд, ничего страшного не грозило ни ему, ни его товарищу. Элия мирно сидел у опустевшего меха и ковырялся обгоревшей палкой в углях ослабевшего костра.
Бренд хотел подняться, расправить затекшие суставы, но внезапно ощутил предательскую неподвижность тела. Он попытался окликнуть Элию, но из горла не вырвалось ни звука. Он мог только смотреть, слушать и мыслить, но не двигаться. Взгляд Бренда был почему-то прикован к огромному — в половину стены — камину, на который до этого он даже не обратил внимания. Черный провал и зубья решетки вдоль нижней кромки придавали камину вид чудовищной пасти, разинутой в яростном крике.
Концентрация враждебности в воздухе нарастала. Неожиданно прозвучал громкий густой голос, говорящий на старорошанском диалекте, но с заметным, хотя и непонятным чьим, акцентом.
— Ну, что? Бросить что ли?
Звуки доносились из камина. Или это только показалось Бренду? Он увидел как вздрогнули от неожиданности плечи Элии. Но жрец Хортала проявил завидное самообладание и звонким от волнения голосом твердо ответил:
