Вориакс схватил Валентайна за руку, сжал, в глазах вскипало раздражение.
— Такая болтовня добром не кончится. Прошу тебя, перестань!
— Только одно…
— Я больше не желаю слушать измышления на тему будущих Венценосцев.
Валентайн согласно кивнул.
— Нет, не измышления, а вопрос брата к брату. Меня почти все время это мучает. Больше не стану говорить, что ты будешь Венценосцем, но я очень хочу узнать — хочешь ли ты САМ стать Венценосцем? Хочешь ли ты сам нести такое бремя на своих плечах?
После долгого молчания Вориакс ответил:
— От этого бремени никто не может отказаться.
— Но ты хочешь?
— Если судьба предопределит его мне, разве я осмелюсь сказать нет?
— Ты уклоняешься от прямого ответа. Посмотри, какие мы сейчас: богатые, счастливые, свободные. И никакой ответственности. Можем делать все, что нравится, ехать, куда заблагорассудится, например, на Остров Снов или на Зимроель поохотиться на Канторских Болотах — все, что угодно! Лишиться всего этого ради венца звездного взрыва? Возможности ставить подписи под указами? Совершать грандиозные шествия со всеми этими публичными речами и в один прекрасный день очутиться на дне Лабиринта — стоит ли, Вориакс? Неужели ты хочешь этого?
— Какой ты еще мальчишка! — вздохнул Вориакс.
Валентайн сник. Опять снисходительность! Но чуть погодя понял, что заслужил ее своими ребячьими вопросами. Он успокоился и сказал:
— Ничего, когда-нибудь и я возмужаю.
— Да, но для этого тебе еще многое предстоит.
— Несомненно.— Он помолчал.— Хорошо. Ты признаешь неизбежность царствования, если Венценосцем провозгласят тебя. Но хочешь ли ты стать им? Действительно ли ты стремишься к этому, или просто склад характера и чувство долга заставляют тебя готовиться занять трон?
— Я,— медленно начал Вориакс,— готовлю себя не для трона, а на определенную роль в правительстве Маджипуры. Между прочим, так же, как и ты. Дело здесь и в складе характера, и в чувстве долга для сына Верховного Канцлера Дамандайна, и верю — для тебя тоже, Если мне предложат трон, приму с гордостью и буду нести эту ношу, как сумею, но я никогда не стремился царствовать и очень мало размышлял на эту тему, А вообще нахожу наш разговор утомительным и бесцельным, прошу тебя собирать хворост молча.
Он посмотрел на Валентайна, се вздохом отвернулся.
Вопросы расцветали в Валентайне, как алабендисы летом; он подавил их, заметив, как у Вориакса подрагивают губы и поняв, что тот наглухо замкнулся. Вориакс подбирал и складывал сухие ломкие ветви с силой, совсем не нужной для подобного занятия. Валентайн больше не пытался пробить его броню, хотя не узнал практически ничего. Правда, по отпору брата заподозрил, что тот все-таки желал царствовать и с увлечением предавался мечтам. А почему бы и нет? Ничего дурного не находил Валентайн в стремлении завоевать всеобщую любовь и славу заслуженно, что, несомненно, и произойдет с Вориаксом, когда он станет Венценосцем.
Он принес в лагерь связку хвороста и принялся разводить костер. Вориакс вернулся следом. Холодок молчаливого отчуждения пробежал между братьями, к великому огорчению Валентайна.
Хотелось извиниться, но это невозможно: он никогда не просил прощения за содеянное у Вориакса, как и Вориакс у него. Конечно, можно и сейчас заговорить с братом совершенно свободно, но… этот холодок тяжело переносить, и если он не исчезнет, то отравит весь отдых. Валентайн торопливо искал способ восстановить прежние отношения и вскоре нашел — в детстве это срабатывало.
Он подошел к Вориаксу, который в угрюмом молчании нарезал мясо на ужин, предложил:
— Может поборемся?
Вориакс вздрогнул.
— Что?
— Вот, захотелось размяться.
— Ну, так заберись на дерево и попляши на ветвях.
— Всего пару схваток.
— Чушь!
— Почему? Или, если я тебя припечатаю, твое достоинство сильно оскорбится?
— Валентайн!
— Ну, ладно, ладно, прости.— Валентайн пригнулся, став в борцовскую позу, и вытянул руки.— Ну, пожалуйста, пару схваток, разомнемся перед ужином!
— У тебя нога только-только срослась.
— Но ведь срослась. Можешь бороться в полную силу, не бойся.
— А если треснет кость, а от нас день пути до города с врачевателями?
